Девочки Талера
Шрифт:
— Я позвал тебя не для этого, Ника, — говорю все еще сипло, но уже не как доходной астматик. — Твой муж по понятным причинам не осмелился озвучить тебе достигнутые нами договоренности. Поэтому я взял эту благородную миссию на себя.
Иду к столу, достаю подписанные Рубаном бумаги и веером расстилаю их перед Доминикой.
— Что это? — побелевшими губами спрашивает она.
— Это то, на что подписался твой муж, этот достойный человек. Смотрим по пунктам. Пункт первый — развод. Он обязуется развестись с тобой в самые сжатые сроки.
Ника молча рассматривает бумаги, где стоит подпись ее бывшего мужа. Да, он все подписал. И не особо упирался, но я не стану об этом говорить. Наконец она поднимает на меня свои большие глаза, и я вижу там слезы.
— Но в ресторан вложены и мои деньги, Тимур, — ее голос дрожит, хоть моя девочка мужественно пытается справится с собой.
— Ты продашь мне свою долю, Доминика, — выкладываю перед ней следующий лист, — я погасил кредит, который ты брала для первоначального взноса. Ты больше ничего не должна.
— Но зачем тебе это, Тимур? — вырывается у нее всхлип. — Ты хочешь отомстить, выбросив меня на улицу с двумя детьми?
Даже я цепенею. Это же за какого урода надо меня держать? Молча выкладываю последние бумаги, Ника видит заглавный лист, и ее глаза становятся еще больше.
— Что это, Тимур? Брачный договор? И… запрос на усыновление? Ты хочешь усыновить Тимофея?
— А ты думала, я его забираю у Рубана, чтобы продать на органы? — не удерживаюсь от едкого, хотя и звучит это по-детски. — Да, Доминика. Я хочу, чтобы оба ребенка были Большаковы.
— Но почему? — шепчет она, поднеся руку к горлу. — Зачем тебе чужой ребенок?
— Он мне не чужой, — отвечаю как можно спокойнее, хоть внутри все кипит, — он брат моей дочери. И твой сын. Мне этого достаточно.
Доминика долго смотрит на бумаги, но я понимаю, что скорее всего, она их не видит. Оборачивается ко мне и говорит с болью в голосе:
— Значит, все это ты затеял для того, чтобы я вышла за тебя замуж?
— А разве ты не этого хотела, Доминика? — старательно маскирую в голосе такие же горькие нотки. — Да, я хочу свою семью.
— Ты говорил, что нам, детдомовским, нельзя заводить семьи и иметь детей, — теперь ее голос звучит совсем безжизненно. — Что мы не сможем быть хорошими родителями. И что в семье мы жить не умеем.
— Я много всякой херни говорил, Доминика, — говорю развязно, заглушая в груди ноющую боль. — Но я ошибался. Ты никогда не была детдомовской девочкой, и я не хотел бы лучшей матери для своей дочки. Да, я не умею жить в семье, но ты меня научишь, Ника.
— Тогда зачем так, Тимур? — поднимает на меня глаза, полные слез. — Ты по-другому не можешь?
— Как по-другому, Доминика? Ходить к вам с Рубаном домой в гости, носить тебе цветы и стоять под окнами вашей спальни, слушая как вы… — пальцы сжимают спинку стула
Вижу, что она хочет возразить и опережаю, поднеся ладонь к ее губам и чуть не срываюсь, чтобы не смять их пальцами, а потом вломиться ртом. Нет. Нельзя.
— Не любишь? И не надо. Ты достаточно меня любила, теперь моя очередь. Жить со мной — это не значит спать со мной. Я не собираюсь покупать твое тело, Доминика. У меня достаточно денег, я мог бы купить себе любой секс и сколько угодно, мне нужна ты, а не твоя покорная ненависть. Если не со мной, то ни с кем. Значит будем просто жить и воспитывать детей. А я подожду, пока ты сама меня не захочешь.
Глава 19
Мы переезжаем в отель. Алекс не выходит нас провожать, он смотрит из окна своего кабинета, как я с детьми сажусь в машину Тимура. Когда вещи будут упакованы, за ними приедет грузовая компания, а за нами приехал Тимур.
С Алексом мы попрощались раньше. Полинка расплакалась и бросилась ему на шею, а мой бывший муж смотрел на нее с потрясенным видом.
— Она привязана к тебе, Саша, — говорю сдержанно, — что тебя удивляет?
— Но я… — он шумно сглатывает и ошалело гладит мою дочь по голове. — Полечка…
— Ты будешь приезжать к нам в гости, папа Алекс? — всхлипывает дочка.
— Я не знал, Полинка, — шепчет он. — Прости меня…
Конечно, он не знал. Что можно любить чужих детей, и что они ответят взаимностью. Но я не имею права упрекать бывшего мужа в холодности к детям. Он сделал свой выбор, осознанный и окончательный. И не я последней поставила эту точку.
У меня еще теплилась надежда, что не все потеряно. Что Талер его задавил, запугал, сыграл на его страхах. Я лучше всех знаю, как Тимур умеет манипулировать, а Алекс никогда не был сильным. И это мне в нем больше всего нравилось, я по горло сыта упертыми доминантами. Но сейчас я верила, что мы вместе сумеем дать Талеру отпор.
Я порвала подписанные ими бумаги и бросила Тимуру в лицо, сказав, чтобы он забирал свой ресторан, я лучше буду просить милостыню, чем выйду за него замуж. На такси вернулась домой, хоть и видела, как за нами ехал внедорожник Тимура.
Алекс так и сидел в кабинете в той же позе, в которой я его оставила, когда уезжала. Поднял голову и когда увидел меня, с надеждой поднялся навстречу.
— Ну как, Доминика, вы договорились?
Я прошла к нему, взяла за руки и начала говорить. Говорила торопливо, глотая буквы, будто боялась опоздать.