Девушка без имени
Шрифт:
Ирина закрыла глаза на секунду, и в память ее вернулся тот день спасения Лили. Именно тогда она по-настоящему приняла в свое сердце Ивана – Богатыря. Когда он стоял рядом с ней, сжимал ее дрожащие плечи, целовал ее волосы и шептал, что все будет хорошо. Лиля, как только познакомилась, сразу приняла Ваню за своего, она просто-напросто решила, что он создан для того, чтобы она забиралась ему на шею, утаскивала у него краски и мазала ими по его же рубашкам.
Лиля так и не поняла до конца, что была похищена. Вернувшись к матери, она даже иногда спрашивала, когда приедет ее бабушка – та, другая. Со снежными
Лилю этот ответ вполне устраивал, а Иван обеспечивал появление подарков.
Они играли вместе, Лиля полюбила рисовать – первое, чему Чемезов ее научил. Ничего удивительного. Она дергала его за длинные светлые волосы и называла его «болярином», копируя его своеобразную манеру обращаться ко всем и вся.
Девочка легко согласилась переехать в Москву, хотя вряд ли до конца понимала, насколько это новый и волнительный поворот в их с мамой жизни. Лиля тут же сошлась с Дашей, Ваниной дочкой. Несмотря на то, что была младше Даши на полтора года, она постоянно втягивала подругу в авантюры, заканчивающиеся дикими Ваниными или Ириными криками. К примеру, однажды они вдвоем по-тихому утащили прибор для выжигания и выжгли нечто невообразимое, отдаленно напоминающее спираль, на двери в ванную комнату.
Выжигали на двери изнутри. Именно поэтому вкусный запах тлеющей древесины не сразу долетел до Ивана. А когда нарушители были пойманы, большая часть спирали уже была завершена, к огромной радости обеих разбойниц, уверенных в безусловной художественной ценности своего творения.
– Ну, я вам задам! – вопил Иван.
– А что, мне нравится! – улыбалась Ирина. – Давайте уж тогда доделаем, да?
Уговорить Ирину переехать в Москву оказалось сложнее, чем договориться с ее дочкой. Только категорическое требование Ириной матери «прекратить дурить и начать уже строить свое светлое будущее» склонило чашу весов в пользу захламленной квартиры на Хитровке. Хотя… В конечном счете Ирина признала, что идея оставить Питер и все воспоминания, связанные с ним, оказалась вполне хорошей. Она скучала по маме. Но от Питера до Москвы – всего пара часов лету. К тому же у Ивана там постоянно проходят выставки, конференции, мастер-классы. Вот хоть сейчас – в начале октября у него там выставка!
Ирина согласилась.
Мгновение прошло – она открыла глаза и оглянулась. Вокруг туда-сюда ходили люди в красивых платьях. Щелкали затворы фотокамер. Девушка стояла посреди шумного зала, все еще не веря, что кошмар кончился и можно снова жить, дышать и прикрываться зонтиком от дождей, и ждать, когда придет зима и все станет белым и чистым.
Она смотрела на центральную работу из новой коллекции Ивана Чемезова, ее любимого мужчины, и с трудом могла поверить, что перед ней был ее собственный портрет.
– Ну, что скажешь? – спросил Иван, показывая на посетителей, сбившихся в небольшую кучку напротив яркого, терракотового полотна на стене. – Ты нравишься людям, барышня.
– Это не я, а ты. Ты все приукрасил! – рассмеялась Ирина, рассматривая портрет, смотревшийся совсем по-другому на бежевой стене, под правильным освещением. – И вообще, все дело в шляпе.
– Ха-ха! Теперь ты тоже видишь это?
– Это –
– Ира, давай-ка я с Лилей во дворе погуляю, пока вы тут все посмотрите, – предложила Мария Николаевна.
Ирина побледнела и покачала головой.
– Не надо, пусть будет с нами.
– Да она уже скучает, прыгает. Через пять минут она начнет пририсовывать рожки и усы к вашим портретам.
– Мама!
– Я не сведу с нее глаз, не отпущу и на секунду.
– Ира!
– Что? – растерялась она, глядя на Ивана.
– Нужно все-таки доверять немножечко людям.
– Да. Да, ты прав, – согласилась она.
Иван кивнул и обнял ее за плечи. Это было трудно – жить дальше. Словно им всем приходилось заново учиться ходить, дышать, улыбаться. Он увлек Ирину за собой в глубину галереи, где планировал поцеловать, укрывшись за стенкой. Но девушка вдруг сама пошла быстрее.
– Это там что? «Завалинка»? – Ирина заглянула за стену. Во втором зале, поменьше, в самом конце висела многострадальная картина.
– Она, милая, она.
– Да почему ее сюда-то запихнули? – возмутилась Ирина. – Она тоже должна висеть тут. Отличная же работа!
– Ты же понимаешь, мы не очень-то хотим привлекать к ней внимание теперь, – пробормотал Иван тихо, сквозь зубы. Еще бы. О том, что это копия, они распространяться не стали. Незачем портить репутацию. Ведь, скорее всего, оригинал никогда не всплывет.
– Несправедливо! – возмутилась Ирина и подошла к своей любимой «Завалинке», чтобы извиниться перед ней. Девушка стояла перед картиной долго, чуть ли не десять минут. Иван улыбнулся и покачал головой.
– Ты совсем как тогда, дома! Сидела перед работой по полчаса.
– Мне нравится на нее смотреть. Я хотела бы поехать туда, где ты ее нарисовал.
– Между прочим, кое-кто однажды сказал мне, что художники не рисуют, а пишут. Съездим, не проблема. Ну, пойдем?
– Подожди секунду, – попросила Ирина, доставая из сумки каталог, сделанный для выставки. Она открыла его на страничке с фотографией «Завалинки» и вдруг, к удивлению Ивана, принялась сравнивать.
– Что ж ты делаешь? – спросил он, подходя ближе. – Ищешь десять отличий? Погибели моей хочешь? Ты хоть понимаешь, что тут ведется видеозапись? А журналисты? Вдруг тебя кто-то увидит?
– Иван! – воскликнула Ирина.
– Ну, что? Да, я знаю, это нечестно. Я не должен был ее тут вешать. С другой стороны, а почему нет? Ведь это – тоже моя работа, разве нет? Какая разница? Большинство людей все равно не заметят разницы.
– Да ее и нет! – всплеснула руками она.
– О чем ты? – нахмурился Иван. Ира сделала два шага, подошла к нему вплотную и пришпилила к его груди каталог.
– Сам посмотри! – потребовала она. Иван подхватил каталог и скосил взгляд на фотографию. – Это же фотография твоего оригинала, да?
– Ну… да, каталоги же мы не переделывали. Их еще в Москве верстали.
– Тогда – вуаля! – твоя картина нашлась. Я же все отлично помню! На копии внизу – вот здесь – ты долил больше синего. А тут – нет. Я видела, как ты писал эту копию. Я еще подумала, что ты делаешь невозможно плохие копии, потому что тебе все время хочется что-то изменить. Художника-то ведь не выключишь!