Девушка из хорошей семьи
Шрифт:
К сожалению, магазины европейской мужской одежды были почти везде закрыты на праздники; некоторые сухо извещали об этом приклеенной на дверях запиской на простом листке бумаги: «Работаем с 7 января».
Без выходных работали только ресторанчики и закусочные. Девушки в скромных кимоно рассматривали витрину закусочной, где подавали суп из красной фасоли с рисовыми клецками.
Высоко в небе резкий зимний ветер сотрясал провода, но в городе, там, куда падало солнце, было тепло. Касуми надела нарядное голубое пальто, не очень модное, зато во вкусе Кэйити. Сейчас женщин в пальто с изящно расклешенным подолом было мало, и если Кэйити вдруг окажется здесь, он увидит ее издалека.
Ей нужен был любой магазин европейской одежды или модный магазин для молодых денди. Купленная там вещь наверняка разозлит Кэйити.
Касуми сбилась с ног в поисках, чемодан становился все тяжелее, она готова была зайти в первый попавшийся магазин.
И тут на глаза ей попалось здание, где витрину украшали модные рубашки, свитера, галстуки. Витрина была вполне в стиле Гиндзы: товар разложен со вкусом и смыслом, сочетание цветов соответствует сезону.
Касуми мельком взглянула на небольшую вывеску над входом. На деревянной табличке красовались резные золотые буквы: «Эльдорадо».
– Добро пожаловать! – раздался изнутри вежливый голос продавщицы, и Касуми увидела Асако. Она остолбенела, будто столкнулась с призраком. И убежать уже невозможно.
Асако была не в форменной одежде, а в элегантном темно-фиолетовом костюме.
– А, супруга господина Саваи! Поздравляю вас с Новым годом! – Она приветливо наклонила голову и вышла из-за прилавка. – Едете в путешествие? Вам, наверное, тяжело. Давайте положим чемодан на полку.
Касуми потрясенно смотрела на нее. Оживленная, улыбающаяся Асако совсем не походила на женщину, которая пыталась покончить с собой у нее на глазах. Касуми знала, что покупать нужные ей вещи в этом магазине дорого, но все равно принялась перебирать товар.
– Такую рубашку? – Асако вытащила яркую рубашку в красную и черную полоску. Цена была высокой, но позавчера Касуми получила от отца деньги на карманные расходы, так что ей хватало. – Расцветка хорошая, но не во вкусе вашего супруга.
Касуми в сердцах выпалила:
– Эта подойдет!
Но Асако не отступала, – похоже, она решила обязательно подобрать рубашку для Кэйити.
– Это размер «эль». Вашему мужу ведь нужен «эм». Давайте я поищу «эм» такой же расцветки.
Такое обращение оскорбило Касуми – она разозлилась настолько, что забыла, для чего ей нужна рубашка. Отступать было некуда, оставалось только грубо приказать немедленно упаковать покупку:
– Хватит! Заверните эту!
Другой продавец посмотрел на нее удивленно. Асако же невозмутимо ответила:
– Прекрасно. Четыре тысячи пятьсот иен, пожалуйста. Что-нибудь еще?
– Нет. Только это.
В голове пульсировало от злости, выбирать галстук у Касуми не осталось сил, хотелось уже схватить эту вульгарную красно-черную полосатую рубашку и бежать. Однако благодаря такой рубашке мифический любовник оказался человеком с дурным вкусом.
Передавая Касуми сдачу на пластмассовой тарелочке и бумажный сверток с рубашкой, Асако выпятила обтянутую фиолетовым костюмом грудь и громко произнесла:
– Спасибо за покупку! – а потом, схватив собравшуюся кинуться прочь Касуми за рукав пальто, доверительным тоном, каким говорят со старой подругой, прошептала: – Может быть, позволите мне в качестве извинения за тот случай угостить вас чаем?
Это прозвучало искренне, и Касуми невольно остановилась.
– Но вы, наверное, заняты в магазине?
– Все нормально. Я сегодня поздно приступила, с утра развлекалась. Магазин в первый день уже открылся, – мало ли, вдруг захотят прийти клиенты с поздравлениями. Поэтому я без формы. Ну что, выпьем чаю?
С этими словами Асако подхватила
Касуми растерялась, но любопытство взяло верх. Переходя улицу, где проезжали редкие машины, она не удержалась и с оттенком иронии произнесла:
– Вы, похоже, пришли в себя – такая энергичная.
– Да, я пришла в себя. Об этом и хочу поговорить.
На другой стороне улице Асако толкнула дверь первого же кафе.
Они устроились в небольшом закутке, и Асако кивнула официантке:
– Мне кофе. А вы что будете? – спросила она с улыбкой, чуть склонив набок голову.
Глядя на эту красивую женщину с Гиндзы, Касуми отчего-то подумала, что так могла бы обращаться к ней старшая сестра, с которой они воспитывались порознь. В любом случае ей нужно было как-то разогнать туман в голове, и она ответила:
– Да, я выпью кофе.
– Ну вот, желания совпали. – По-прежнему улыбаясь, Асако достала сигареты, прикурила от плоской зажигалки и с удовольствием выпустила дым.
«И это женщина, из-за которой я так страдала?» – недоумевала Касуми.
Как ни странно, она чувствовала, что встретила понимающего союзника: и хотя причина, скорее всего, была в нынешнем одиночестве, приветливость Асако развеяла ее былую настороженность.
– Мне кажется, я должна рассказать вам, что случилось потом. Я ведь доставила вам столько неприятностей. Нужно было написать письмо с извинениями, но мне было стыдно. Как же хорошо, что мы сегодня встретились.
– Так что вы делали потом? Я очень беспокоилась.
– Вы хорошая. Вы очень хорошая женщина. Мне сразу так показалось.
От этой лести у Касуми опять испортилось настроение, и она переложила сахара в поданный кофе.
– Лучше расскажите, что было дальше.
– Конечно. – Асако по-мужски, большими шумными глотками выпила кофе. – В то время… Пожалуй, незачем говорить о моем состоянии. Перед этим я изо всех сил искала, где живет Кэй-тян, – думала, если приду к нему, то смогу как-то заставить его расстаться с женой. Извините. Но потом я наконец попала к вам домой и, пока ждала его, уже стала догадываться, что проиграла. А когда он пришел и я увидела, какое между вами согласие, поняла, что все кончено. У Кэй-тяна даже лицо изменилось – это было лицо совсем другого человека, для меня в нем больше ничего не осталось. Я поняла, что настал конец чувствам, которыми я до сих пор жила, и не смогла этого стерпеть. Передо мной была детская игрушка, чистенький кукольный домик с милыми куклами-супругами. Так я это увидела и почувствовала. И мне туда никак не войти.
Слушая, Касуми постепенно смягчилась. Асако говорила без прикрас, прямота и честность ее рассказа подкупали. Жесты – то, как она держала сигарету, перекладывала ее из одной руки в другую, выпускала табачный дым, – были безыскусными, и это усиливало впечатление от слов, идущих из глубины души.
– Вот я и решила, что тут же умру. Очень глупо. Но вы с Кэй-тяном меня остановили. Я вышла из вашей квартиры в ужасном состоянии, на улице было холодно. Я шла против ветра и плакала, как вдруг внутри словно вспыхнул огонь, появилась какая-то незнакомая решимость. Я не могу объяснить это состояние. Оно понятно только мне. Мне захотелось жить. Стать сильной. Я поняла, что способна не только плакать. Я подставила лицо ветру и решила, что хочу полностью изменить свою жизнь. И, что самое странное, из головы разом и окончательно исчезли все мысли о Кэй-тяне. Я вернулась в свою одинокую квартиру, и меня разобрал такой смех. Я смеялась, смеялась, смеялась до слез. Соседи, наверное, думали, что я сошла с ума. Потом я начала зевать. И без просыпу проспала пятнадцать часов! Вспоминаю сейчас, и не верится.