Девушка из письма
Шрифт:
Отец Бенджамин стоял на лестничной площадке. Каменные ступени, убегавшие вниз, вели к туннелю и резервуару. Когда-то эти стены регулярно чистили, туннель освещали лампы. Теперь же темно-зеленый камень покрывала вонючая грязь. С потолка капала вода, вызывая в пустом туннеле гулкое эхо, похожее на удар колокола. Он пытался не обращать внимания на поднимавшуюся панику, на темноту замкнутого пространства. В воздухе висел едкий запах, вызывая тошноту: смесь остро пахнущей плесени и тухлых яиц. Цепляясь за стену, чтобы определить направление, Отец Бенджамин опустил ногу на край верхней ступеньки и начал
Гнилостный запах начал действовать подобно кислоте, обжигая слизистую оболочку носа. Мертвый воздух вокруг едва ли был пригоден для дыхания. И когда он спустился по лестнице и зашагал по туннелю к резервуару, то вскоре понял, что плутает в темноте.
Капающая вода превратила туннель в ров. Запах, обжигающий нос, теперь раздражал глотку и щипал глаза. «Еще минута», — сказал он себе. Еще минута, и он получит нужные доказательства. И сможет отправиться домой спать.
Священник с усилием волочил вперед отяжелевшие ноги. Теперь к жжению добавилась и тяжесть в груди. Пытаясь ровно держать фонарь в дрожащей руке, он услышал позади какой-то шорох, словно шелестел на ветру бумажный пакет. Остановился и обернулся, направив фонарь туда, где слышал шум, но увидел лишь пустой туннель. Когда Отец Бенджамин снова двинулся вперед, отчаянно желая добраться до резервуара, шуршание превратилось в шепот. Сначала один голос, затем два, непонятный, еле слышный разговор. Несколько раз он останавливался, оборачивался, слушая собственное затрудненное дыхание. Ответа на его зов не было.
— Что он делает? — вдруг отчетливо прошептал кто-то прямо ему на ухо.
Отец Бенджамин вздрогнул и посветил фонарем в том направлении, но снова увидел вокруг лишь темный туннель.
Он почувствовал, что задыхается. Должно быть, уже близко.
— Где он, где он? — бормотал священник, нащупывая впереди каменную стену туннеля.
В висках стучало; туннель, казалось, становился уже, сжимаясь вокруг, на голову капала холодная вонючая вода.
— Думаю, он ищет резервуар, — проговорил другой голос, на этот раз дальше.
Отец Бенджамин помедлил, затем снова двинулся вперед. «Это лишь воздействие запаха и испарений», — внушал он себе, охваченный приступом кашля. Он почти согнулся пополам, почувствовав сильную тошноту. «Перестань, пожалуйста, хватит», — молил он свое тело. Он судорожно пытался вдохнуть поглубже. Но застоявшийся воздух туннеля не мог остановить овладевшее им головокружение.
Наконец, приступ кашля стих, но в ногах была такая слабость, что священнику пришлось привалиться к стене, чтобы не упасть.
— Это все испарения из резервуара, — произнес первый голос.
Отец Бенджамин поднял голову и увидел двух девушек в коричневых робах. Обе бледные, словно призраки, с выбритыми головами. Под глазом одной налился чернотой жуткий синяк.
— Они причиняют вред, — проговорила другая девушка. — Однажды меня заперли здесь внизу на всю ночь. Меня так сильно рвало, что из носа пошла кровь. И не могла остановиться. Помнишь? Матушка Карлин тогда сильно злилась.
— Я это хорошо помню. Бедная Марта,
Отец Бенджамин выпрямился, насколько позволяла больная спина, и, шатаясь, двинулся вперед, пока не коснулся, наконец, края туннеля. Он остановился и опустился на пол, ощупывая руками стену, словно это было лицо старого друга. Он это сделал. Судорожно вздохнув, священник ощутил, как из желудка поднимается волна тошноты. Он наклонился вперед, и его начало рвать. Снова и снова; так часто, что он даже не мог перевести дыхание. И все-таки тошнота улеглась. Священник привалился головой к стене, тяжело дыша.
Откуда здесь испарения из резервуара? Ведь он был завален много месяцев назад.
Пока он безуспешно пытался подняться на ноги, громкий удар эхом разнесся по туннелю.
— Что это было? — спросила одна из девушек.
Отец Бенджамин увидел, что вместо двоих теперь их стало восемь или десять. Они стояли полукругом вокруг него.
— Думаю, дверь в туннель, — проговорила другая. — Надеюсь, у него есть ключ.
Отец Бенджамин потянулся к карману, но он был пуст. Ключи исчезли. Должно быть, выпали во время приступа. Медленно сев на корточки, он ощупал землю вокруг. Рука опустилась на кучку теплой рвоты.
— О боже, кажется, он их потерял, — произнесла третья девушка, сдерживая улыбку.
Ему стало трудно дышать, ощущение тяжести в груди усилилось. Священник снова закашлялся, начали слезиться глаза. Губы пересохли, а язык словно покрылся плотной сухой шерстью. Приступ острой головной боли заставил его рухнуть на землю, судорожно хватая воздух.
— Розочки, ромашки, и цветы в кармашке. Твой настал черед, гибель всех нас ждет.
Они смеялись и прыгали вокруг него. Священник лежал на влажной земле, чувствуя, как холодеет тело и ускоряется пульс. Он пытался двигаться, но любое усилие заставляло задыхаться и судорожно ловить ртом воздух. Он даже не мог глубоко вдохнуть, в груди все нарастала тяжесть. Снова начался кашель, вызывая резкую боль, словно горло изнутри царапали осколками стекла.
— Господи Иисусе, прости и забудь все деяния мои, — бормотал он снова и снова. Каждый раз, как он пытался встать, девушки толкали его на пол и продолжали петь:
— Розочки, ромашки, и цветы в кармашке. Твой настал черед, гибель всех нас ждет.
— Помогите мне! — прошептал Отец Бенджамин, почувствовав приближение конца. Теперь он едва мог видеть, зрение отказывало, свет фонаря тускнел.
— Молитесь за грехи свои, Отец, — произнесла одна из девушек. Они все повернулись и двинулись прочь.
Отец Бенджамин на коленях пополз по дурно пахнущему коридору. Все прекратилось — кашель, тошнота, головная боль. Наконец, он добрался до двери в гладильную комнату, заставил себя подняться с коленей. Глаза жгло так сильно, что он едва мог видеть. Но ему удалось нащупать ручку и повернуть ее. Дверь была заперта.
Он вскрикнул, навалившись на дверь, из последних сил дергая ручку.
В конце концов, веки отяжелели. Он лег на пол и закрыл глаза. Больше не было сил двигаться. Он хотел лишь спать. Спать, пока все не закончится, и он не предстанет перед Господом у врат рая. Как и велела девушка, он начал молиться.