Девушка из Стамбула

Исхаков Мухамметгаяз Гилязетдинович

Это письмо ещё не проясняло причин разлуки родителей, напротив, всё говорило в нём о счастье и благополучии. Письмо второе и третье Загида так же прочла взахлёб. Пятнадцать писем, вобравших в себя два года жизни, были похожи друг на друга: в них повторялись одни и те же слова. Девушка не обнаружила в них ничего нового.

В конце писем отмечалось, что высланы достаточно крупные суммы денег. Всё одно и то же. Это начинало вызывать досаду. Загида перечитывала письма, выясняла даты. Поскольку работа отца была связанна с переездами, вести поступали из разных мест.

Чтение продолжалось. Наконец в одном из писем улавливается лёгкое недоверие. И тут же беспокойство о будущем

ребёнке, просьба беречь себя, разные советы, типа: «когда надо будет, обращайся к такому-то доктору» и другие. Загида посмотрела дату. Речь шла о ней. Любовь неведомого отца к ней и матери казалась столь искренней, что девушка почувствовала её даже теперь. Душа невольно потянулась к человеку, написавшему это.

Последующие письма были полностью посвящены будущему ребёнку, который уже вырос и превратился во взрослую Загиду. Но вот она обнаружила письмо, написанное страстно, сильно. Речь в нём об аборте. Отец вложил всё своё красноречие, всю силу ума своего, доказывая, как опасен аборт для здоровья. Он пишет, как настоящий доктор.

И наконец: «Ты не могла такое придумать. Это лишний раз доказывает, что гнилое окружение неволит тебя и толкает на преступление. Люди женятся, строят семью, чтобы растить хороших, почтительных детей. Ребёнок – это основа семьи, цемент, скрепляющий её. Даже в трудное время дети способны приносить радость, вселять надежду. Они – бесценный дар природы. Женщин, не умеющих ценить этот великий дар, всемогущий Аллах всегда наказывал и будет наказывать. Постарайся понять это… Смотри же, будь осторожна, не оступись, поддавшись искушению шайтанов. Я, твой муж, категорически против! Тебя обманывают, говоря, что фигура твоя пострадает, и внушают прочие глупости… Лицо матери прекрасно, оно излучает свет, пред матерью преклоняется каждый человек. Разве можно сравнить мать с выхолощенной красоткой, оберегающей свою фигуру? Больше всего на свете я хотел бы видеть тебя не с одним ребёнком, а в окружении целой кучи любящих детей.

«Я перечислил довольно много денег. Если не хватит, быстро напиши мне. В случае чего, обратись за помощью к доктору М., ему я тоже написал. Он обещал постараться, чтобы всё было хорошо». В самом низу написано: «Прочти, не откладывая, книгу Эмиля Золя «Деньги». Здесь я не нашёл её».

Загида встала. До неё, похоже, дошло, что причиной бесконечных разногласий был ребёнок.

Неожиданно для себя она подумала, что в этом споре прав был отец. Увидев, как он счастлив в окружении детей, она поняла, что причина её уныния, которое она нередко испытывает, – это отсутствие у неё близких. Сравнив одинокую жизнь своей матери с жизнью цветущей женщины, подарившей отцу четверых детей, она поняла, что много детей – это большое счастье для матери.

Дальше письма были посвящены ребёнку. В письме, где отец желал супруге счастливого разрешения, он благодарил её. Дальше писал: «Ты хорошая женщина, только окружение твоё гнилое. Я рад, что ты приехала в Анатолию. Если бы осталась в Стамбуле, не знаю, что бы они с тобой сделали. Рожать поезжай в Стамбул. В этом я согласен с твоей матерью. Возле неё тебе будет лучше. Я тоже постараюсь сделать всё, чтобы во время родов быть рядом. Если не получится приехать, ложись в роддом, в тот самый. На другой не соглашайся. На цену не смотри. Самое дорогое – это твоё здоровье и здоровье ребёнка. Если родится мальчик, назовём его Загидом, а девочку – Загидой».

Загида с удивлением узнала, что в её имя заложен какой-то смысл.

В последующие шесть месяцев писем не было. Потом стали приходить из Анатолии. Адресованы были в Стамбул. Споры о Загиде всё не утихали. Отец писал, что по-прежнему надеется вернуться к жене.

И чем ближе становился этот день, тем больше крепло его желание быть вместе. Он пишет: «Получил разрешение ехать в Стамбул. Побуду там месяц, а потом увезу тебя с собой. В городе Конья нашёл хороший домик с садом. Найти домработницу там будет нетрудно. Жизнь здесь дешевле. Заживём припеваючи. И маму в гости позовём».

Следующее по времени письмо было из Стамбула в Конья от бабушки. С первой строки до последней она учит дочь, как побольше содрать денег с ненаглядного зятька. Жалуется на нездоровье. Говорит, что письма положено читать вместе с мужем, но это первое письмо показывать ему не нужно. Во втором письме бабушка сетует, как плохо ей без дочери, горько, что её принцесса вынуждена страдать в гадком захолустье. Золотце её привыкло к хорошей жизни, среди грубых людей бедное дитя зачахнет. Дескать, её это ужасно волнует и огорчает.

Она бесконечно сожалеет о том, что, давая согласие на женитьбу, не взяла с зятя клятвенного обещания никогда и никуда не увозить дочку из Стамбула. А ещё ей ужасно обидно, что, вырастив столько детей, она не имеет возможности поехать на курорт лечиться. Мысль эту она настойчиво повторяла.

В следующем письме бабушка писала: «Будь осторожна! Не вздумай забеременеть! Разве для того растила я тебя, чтобы ты каждый год рожала детей? Присланных вами денег не хватило. Если любит тебя, пусть пришлёт ещё. Можно ли жалеть для меня, родной матери, деньги? Никуда это не годится. Боюсь, что живя с грубым мужем в Анатолии, ты тоже превратишься в грубую женщину. Делай что хочешь, но постарайся вернуться в Стамбул. Прикинься больной, придумай ещё что-нибудь. Если будем вместе, жизнь моя наладится и тебе будет хорошо. Затруднения с деньгами также решатся…»

Прочие письма были от отца. Он писал из своей слободы: «Самочувствие твоё тревожит меня, что случилось? Чем ты недовольна? Скучаешь по матери? Верю, но только теперь ты сама мать, Загида с тобой. Я тоже часто приезжаю. Что ты собираешься делать в Стамбуле? И правильно ли будет везти ребёнка в такую даль? Пусть подрастёт немного, тогда и поедешь. А если очень хочешь, пусть мать твоя приезжает сама. Пошли ей денег на дорогу. В конце месяца вернусь. Может, с помощью Аллаха, обзаведёмся братиком для Загиды? Как ты считаешь, верно я говорю? Было бы просто здорово, если бы появился у нас сынок! Заботься о себе, ешь побольше ягод и фруктов».

Тут переписка снова обрывается.

Письмо в Стамбул из Анатолии: «Как Загида? Начала ли говорить? Что она говорит? Будь разумной, не кутай ребёнка. В Стамбуле завели моду одевать детей в меховые шубы. Даже на севере в снежную морозную зиму мы не носили тёплой одежды. Воздух Стамбула не очень-то хорош для детей, а в Конье замечательно, дышится легко. Боюсь, как бы в Стамбуле среди отжившей свой век аристократии ребёнок не испортился. Будь внимательней к дочке. Что с тобой? Чего тебе не хватает? Мать рядом, ребёнок рядом, всё у вас есть. Так получилось, что жить мне приходится в пыльном деревенском доме. Частенько неделями не бывает возможности помыться в бане, страдаю оттого, что не удаётся рубаху лишний раз поменять. Неделями не ем горячей пищи. Радует лишь, что страна, нация наша получит хорошие мосты. Но несмотря ни на что, я не жалуюсь. Не понимаю, почему жалуешься ты? В Анатолии такого не было. Выходит, Стамбул не подходит тебе… Прочитал о проделках дяди твоего и очень встревожился. Что делать с такими ленивыми и безответственными людьми, у которых за душой нет ничего, кроме их аристократического чванства? В Турции есть где развернуться деловому человеку, а тунеядство, разгульная жизнь только развращают».