Девушка моего друга (сборник)
Шрифт:
Особенно она любила рассказывать про всех Маргарит, какие только встречались в курсе истории средних веков, — и про Маргариту Наваррскую, которая написала «Гептамерон» в духе «Декамерона»
(а «Декамерон»-то мы уже знали!), и про Маргариту Датскую, которая умудрилась стать королевой Дании, Норвегии и Швеции, вместе взятых, и про Маргариту Французскую,,
после свадьбы которой в Париже была знаменитая Варфоломеевскаяночь — резня гугенотов, и еще про всяких других Маргарит: Пармскую, Австрийскую, Анжуйскую...
Но
учительница рассказала, как заживо сожгли эту Маргариту на глазах мужа.
Каждую новую Маргариту наш класс встречал веселым оживлением.
— Опять Маргарита!— громко говорил самый великовозрастный наш ученик, здоровенный рыжий верзила Генка Лугов. — И откуда только они берутся?
— История без Маргарит не обходится! — улыбаясь, отвечала ему наша учительница и, откинув со лба черную прядь, продолжала урок.
Как-то после рассказа об очередной средневековой Маргарите Генка Лугов спросил:
— А вы тоже надеетесь войти в историю, Маргарита Николаевна?
Наша учительница улыбнулась, развела руками.
— Только вместе с вами, ребята! —сказала она.— С вами-то я обязательно в историю войду... В какую-нибудь историю, но войду!..
Мы поняли. И посмеялись. Потому что совсем недавно у нас действительно была одна «история». Мы всем классом избили трех «ремесленников», которые после уроков, в темноте, приставали к нашим девчатам. Эту драку увидел и прекратил директор. И Маргарите Николаевне,
кажется, из-за этого влетело. Но она особенно не ругала нас. Просто вот так иногда «подковыривала».
Мы почти ничего не знали о ее жизни. Мы знали только то, что в Алма-Ату она попала из Белоруссии с волной беженцев. А у нас полкласса были эвакуированные.
Мы знали, что такое бросить свой дом и очутиться в незнакомом, переполненном беженцами городе. Поэтому даже после уроков, по дороге домой, наши ребята ни о чем не расспрашивали Маргариту Николаевну. Мы, а общем, представляли себе, как она может жить.
Она была очень занята в школе. У нее были классы, которые занимались во всех трех сменах. У нее было очень много общественных дел. Нам казалось, что Маргарита Николаевна каждый день приходит в школу рано утром и уходит поздно вечером. И поэтому мы страшно удивились, когда летом, после экзамена по истории, она собрала нас в кучу и сказала, что прощается с нами,
что она окончила курсы радистов и уезжает на фронт.
Когда наша учительница успела закончить эти курсы? Она ведь все время проводила в школе!.. Неужели по воскресеньям, вместо того чтобы отдыхать, она училась на радистку?..
Но думать
Мы всем классом проводили ее в тот день до дома.
Девчонки даже поплакали на прощанье. А Маргарита Николаевна обещала с осени писать нам письма. На школу. Для всего класса.
Я так и не дождался ее писем. В августе маму вызвали в Москву, и мы получили пропуск. Я уже думал, что никогда больше ничего не узнаю про Маргариту Николаевну, как вдруг встретил ее сентябрьским днем в Москве, на Арбате — прямо столкнулся с ней нос к носу.
Она была в военной форме. На ее плечах были зеленые полевые погоны с маленькой звездочкой младшего лейтенанта. На пышных черных волосах лихо сидела новенькая пилотка. Маргарита Николаевна шла неторопливо и глядела по сторонам. И очень обрадовалась мне.
—Я только сегодня утром попала в Москву, — сказала она, когда мы поздоровались. — А ночью улетаю на задание. И вот решила побродить. Просто так. В музеях я до войны была... И сейчас там все равно самого ценного нет... А города почти не знаю...
— Хотите, я буду показывать вам Москву? —спросил я.
— А ты не спешишь?
— Что вы! У меня бездна времени!
Вообще-то мне надо было спешить. Но что могли означать мои дела перед такой встречей? Человек улетает на задание, в тыл врага!..
— Ну, что ж, показывай!..
— Я только позвоню. Ладно?
— Звони.
Я позвонил из .ближайшего автомата, сказал, чтобы меня не ждали, и повел Маргариту Николаевну прямо к Москве-реке, через мост, в тылы громадного, разрисованного
в те годы нелепыми маскировочными полосами жилого дома Совнаркома.
Здесь, пройдя через низенькую подворотню, я подвел Маргариту Николаевну к вросшей в землю церквушке.
— Мальчишки говорят, что это церковь Малюты Скуратова, — сказал я . —А вот это его дом.
Рядом стоял старинный каменный дом с малюсенькими окошечками. .
— Мальчишки говорят... — повторила Маргарита Николаевна и усмехнулась. — А точно?
— Точно не знаю.
Мне стало стыдно, и я опустил глаза. Может, вообще не нужно было вести ее сюда?
— Давай посмотрим, — предложила она.
Мы обошли церковь и дом со всех сторон, и Маргарита Николаевна повозмущалась тем, что они обезображены позднейшими пристройками.
— Но вообще-то похоже, — сказала она. — Здания очень древние. Может, твои мальчишки и не врут... Вот погоди — кончится война, вернусь и установлю это точно.
Мы до темноты бродили в тот день по Москве. Я показал ей консерваторию и дворец Морозова на Спиридоновке, и тихие Патриаршие пруды, и один очень красивый дом на улице Герцена, и зеленый Миусский сквер, на котором прошло мое детство и над которым возвышались