Девушка по имени Судьба
Шрифт:
— Ты не узнаешь меня, Шанке? — спросила взволнованно Асунсьон.
— Как я могу не узнать вас? — ответил он, тоже волнуясь. — Вы Асунсьон.
— Тогда почему ты ведешь себя так, будто мы не знакомы?
— Я простой индеец, ваш слуга. А вы — сеньора, хозяйка имения.
— Для меня ты, прежде всего, друг, которого я любила в детстве. Пойдем в дом, расскажешь, как жил все эти годы.
— Вряд ли это будет удобно, — смутился Шанке. — Люди могут плохо о вас подумать.
— Их мнение меня не интересует, —
Вирхилио ее заявление явно не понравилось: он ненавидел индейцев и считал, что им нельзя доверять ни в чем.
Тем не менее, Асунсьон и Шанке провели несколько часов вместе, вспоминая детство и рассказывая друг другу о своей взрослой жизни. Время беседы для обоих пролетело незаметно, и Асунсьон попросила Шанке задержаться в имении:
— Поможешь объездить лошадей, ну а главное — я просто не хочу расставаться с тобой так скоро.
Однако к вечеру в «Эсперансу» заглянул владелец соседнего ранчо, привезший из Санта-Марии важные для Асунсьон новости:
— Сеньора Мария вместе с мужем вернулась из Лондона, а у сеньориты Виктории на днях состоится помолвка.
Асунсьон поблагодарила соседа за сообщение и тотчас же собралась ехать в город, упросив Шанке не покидать «Эсперансу» до ее возвращения.
Гонсало не терял надежды скомпрометировать Адальберто в глазах дона Мануэля и тем помешать своему незаконнорожденному брату жениться на Виктории.
— Этот человек — проходимец, — уверял Гонсало тестя. — У него нет ни состояния, ни хорошей профессии. Обыкновенный бродяга, вознамерившийся обеспечить свое будущее за счет Виктории.
— Нет, ты не прав, — спокойно возразил Мануэль. — У Адальберто процветающее дело в Альто-Валье, которое он унаследовал от матери. К тому же все эти годы он всячески поддерживал Викторию и не раз доказал, что является настоящим другом. Да и твой отец, дон Федерико, очень уважает Адальберто.
— Я знаю, как Гутьеррес умеет втереться в доверие к порядочным людям, — хмуро молвил Гонсало, поняв, что ему не удастся убедить дона Мануэля.
А тот в свою очередь буквально ошеломил Гонсало неожиданным предложением.
— Я уже стар, — сказал Мануэль, — мне трудно управляться с делами, и я хотел бы постепенно передать их тебе. Надеюсь, ты не откажешься?
Разумеется, Гонсало не мог отказаться от такого подарка! Ведь он с самого начала только и мечтал о том, как бы прибрать к рукам весь капитал дона Мануэля. И теперь, когда перед ним открылись столь заманчивые перспективы, он тем более не мог допустить, чтобы Адальберто стал членом семьи Оласабль.
Отправившись к отцу, Гонсало открыто потребовал от него поставить на место Адальберто, запретив тому жениться на Виктории.
— Хватит того, что он просадил все
— Да, мне в последнее время не везло в делах, — ответил ему дон Федерико. — Но это лишь потому, что я стал стар, а ты уехал, решил жить самостоятельно. И единственным человеком, который выручил меня в трудную минуту, помог деньгами, — был Адальберто! Он буквально спас меня от банкротства.
— Как же низко вы пали: просить помощи у какого-то бродяги! — заметил на это Гонсало,
— Адальберто — не бродяга! И поступил он — как настоящий сын. В отличие от тебя…
— Ну да, запретный плод вашей любви, он вам дороже, — язвительно усмехнулся Гонсало.
— Не надо издеваться над тем, что было в прошлом и чего нельзя исправить, — сказал дон Федерико. — У меня — два сына, и обоим есть за что меня упрекнуть. Поэтому я и делаю все, чтобы хотя бы в дальнейшем вы оба были счастливы и не враждовали между собой.
— Нет! Никогда я не признаю этого проходимца своим братом! — кипя от гнева, воскликнул Гонсало. — А если вы не отговорите его от помолвки с Викторией, то мне придется открыть всем вашу тайну. За грехи молодости надо платить!
Оставив отца размышлять над этой угрозой, он отправился к жене, которую тоже надо было настроить против Адальберто.
Однако и тут надежды Гонсало не оправдались: Мария горой встала на защиту Адальберто, говоря, что он всегда был надежным другом и она рада, что Виктория в него влюбилась.
А вот намерение дона: Мануэля передать все дела зятю огорчило Марию, о чем она прямо сказала не только отцу, но и Гонсало.
— Ты не веришь в мои предпринимательские способности? — с обидой и злостью спросил Гонсало.
— Меня пугает твое непомерное тщеславие и страсть к деньгам, — честно призналась Мария. — Боюсь, как бы предложение отца не вскружило тебе голову, и ты вновь не пустился в весьма рискованные предприятия.
Гонсало грубо оборвал ее, сказав, что это не женское дело — совать нос в финансовые вопросы семьи. Мария тоже не осталась в долгу, защищая свое достоинство, и впервые за три года между супругами Линч возникла серьезная размолвка.
— Ты — холодная, бездушная кукла! — не желая больше сдерживаться, обвинял жену Гонсало. — Все эти годы я пытался пробиться к твоему сердцу, к твоим чувствам, но ты, кажется, вообще не способна на любовь!
— Ничего ты обо мне не знаешь! — вырвалось у Марии, о чем она тотчас же пожалела, потому что Гонсало сразу ухватился за ее слова:
— Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что любишь другого?
— Оставим эти никому не нужные разговоры о любви, — с досадой произнесла Мария. — Будем жить, как жили до сих пор…