Девушка под сенью оливы
Шрифт:
– А это что такое? Объясните!
И снова Пенни выступила вперед и, обращаясь к высокому десантнику, взявшему на себя функции переводчика, сказала, что идея вывесить над госпиталем немецкие фланги принадлежит ей.
– У нас кончились все запасы. И медикаменты, и продукты. Вы нас все время бомбили, мешая лечить и оперировать больных, независимо от их национальности. Разве вы не знаете, что для нас главное – это спасать человеческие жизни? – Пенни посмотрела на десантника с некоторым сомнением, словно не была уверена в том, что он сумеет точно перевести ее слова. – Я в свое время давала клятву. Обещала лечить всех больных, независимо от их национальности
Раненый офицер, запинаясь и спотыкаясь, кое-как перевел ее речь, постоянно бросая взгляды на Пенни, словно желая убедиться в том, что он ничего не наврал. Второй офицер лихо щелкнул каблуками и отсалютовал ей в знак приветствия.
– Капитан сказал, что англичанам повезло иметь среди своего персонала такую героическую женщину. Ее репатриируют вместе со всеми остальными ранеными военнопленными в другой госпиталь, где она будет ухаживать за ними, – поспешно перевел его слова десантник.
Английский язык у переводчика был гораздо лучше греческого, и Пенни увидела, как просветлели лица ее друзей после столь обнадеживающего сообщения.
– Вы, наверное, монахиня из какого-то сестринского ордена? – поинтересовался у нее капитан, но она промолчала в ответ. – Не бойтесь! Ваша униформа будет вам хорошей защитой. Мы уважаем Красный Крест, но только тогда, когда им не прикрываются в своекорыстных целях!
Офицер повернулся к своим людям, и солдаты расступились, давая ей дорогу. Переступая ватными ногами, она кое-как доплелась до остальных и встала рядом с врачами. Слава богу, что, работая с военнопленными, она всегда молчала. А потому версия о том, что она гречанка, никого не удивила. Что ж, судя по всему, ее война близится к концу. Очень скоро ее вместе с ранеными вывезут на Большую землю. Итак, униформа сестры Красного Креста снова спасла ей жизнь. Униформа плюс знание языка. С ней все более или менее ясно. А что будет с остальными? С этими мужественными ребятами из Австралии и Новой Зеландии? Сейчас их судьба всецело в руках победителей.
– Кажется, ты их обвела вокруг пальца, Пенни! Молодец! – тихо прошептал ей Дуг.
– Не всех! Тот раненый капитан – он видел меня в форме. Правда, я никогда с ним не разговаривала.
– О, этот тебя не выдаст. Он тут такие дифирамбы тебе пел. Сказал, что ты спасла ему жизнь и что ты преданно ухаживала за его бойцами.
– Я его не спасала. Капитан преувеличивает. Рана у него была не самая тяжелая.
– Они сейчас переправят тебя в Афины вместе с самыми тяжелыми пациентами. Будешь ухаживать за ними там.
– Я уеду только тогда, когда увижу, как уедете вы. И не раньше! – упрямо отрезала Пенни, занятая сбором вещей, которые в беспорядке валялись по всей пещере.
Ей нужно все хорошенько обдумать. Что она сделала? Облегчила себе жизнь? Она вдруг вспомнила, с какой яростью взглянул на нее Брюс в момент прощания. Есть ведь и другие варианты. Разве не он всего лишь какую-то неделю тому назад советовал: «Беги в горы»? Но как все стремительно меняется в этой жизни! И где теперь ей искать тех партизан, которые горят желанием сражаться за свою свободу? Да и будут ли они сражаться, когда англичане окончательно оставят остров? Но предположим, она уедет отсюда, и что дальше? Даже если она сойдет за гречанку, что из того? Куда ей податься? К кому? Она ведь сама читала листовки, которые развешивали на стенах домов немцы. За укрывательство врага мирным жителям грозит расстрел на месте. Да, кажется, ее судьба в другом! Надо уходить в горы и браться за оружие.
Интересно,
И вот она снова стою перед выбором. Эвакуироваться с ранеными? Убежать и попытаться найти Брюса? Уйти в горы? Или остаться и продолжать бороться здесь? Господи! Ну что же делать?
Ханья 28 мая 1941 года
Последние несколько суток Йоланда Маркос безвылазно просидела в подвале клиники Красного Креста. Бомбардировки не прекращались ни днем ни ночью. Немцы методично, район за районом, превращали Ханью в пыль. В подвальных помещениях, до отказа заполненных народом, текла своя, почти загробная жизнь: горели свечи и керосиновые лампы, медсестры оказывали помощь больным и попутно успокаивали гражданских, слишком напуганных, слишком подавленных, чтобы жаловаться и просить о помощи.
А потом наступило утро, и вдруг стало тихо. Совсем тихо. Люди, не веря, что им наконец подарили спокойное утро, без воя сирен и взрыва бомб, начали потихоньку выползать на улицу. Подвалы клиники тоже открыли, и медперсонал потянулся на выход. Всем захотелось собственными глазами увидеть то, что еще осталось от города.
Больше всего на свете Йоланде хотелось бросить все и стремглав помчаться в еврейский квартал. Как там ее родители? Живы ли они? Все эти дни и ночи она не переставая молилась за них.
Как ни удивительно, но сама клиника пережила страшные бомбежки с минимальными потерями. Выбиты оконные рамы, повсюду в коридорах разбитые стекла, а на улице уже выстроилась живая очередь: кого-то ранили, у кого-то обострилась давняя болезнь. Почерневшие от горя и страха люди покинули убежища, в которых они прятались, и пришли к ним за помощью.
Йоланда вышла на улицу и невольно зажмурилась от яркого солнца.
– Слава богу! – воскликнула стоявшая неподалеку женщина и истово перекрестилась. По ее щекам градом текли слезы. – В небе больше нет этих ужасных железных птиц. Но они разрушили наши церкви и уничтожили наши дома. Бог всемилостив. Он видит все и в свое время всем воздаст по заслугам!
Она продолжала выкрикивать что-то еще о каре Господней, но люди слушали ее молча, с облегчением вглядываясь в чистое небо. Их район, Халепа, почти не пострадал, но, судя по густому смогу, окутавшему улицы, по языкам пламени, вырывающимся в небо в самых разных концах города, разрушения были катастрофическими.
– Мне надо срочно отправиться на поиски родителей! – обратилась Йоланда к доктору. – Они, наверное, считают меня погибшей.
– Ступайте! – сказал ей Андреас. – Но будьте предельно осторожны! Вы нам очень нужны.
За последние дни между ними установилась какая-то особая, доверительная связь. Работая бок о бок, ночами напролет, среди кромешной тьмы, под канонаду взрывов, все время балансируя на грани жизни и смерти, каждый из них почувствовал почти родственную близость друг к другу. Йоланда постоянно ловила себя на мысли, что еще ни один мужчина не волновал ее так сильно, как Андреас Андролакис. Достаточно было посмотреть, как внимательно и сосредоточенно он выслушивает пациентов, с какой теплотой обращается с каждым больным, как умеет вселить надежду своим спокойствием и уравновешенностью даже в самую израненную душу, чтобы понять, какой замечательный врач их начальник госпиталя.