Девушка с острова Тарт

Биверсдоттир

— Папоцка! Ух ты! Это иглусетьный меч! Иглусеть-ный!

— Не важно, не маши так, бога ради, сестру поранишь…

— А мне? — малышка на грани истерики. — Хатю месь!

— Боги! — воздевает Тайвин глаза к потолку и видит спускающуюся Джоанну. Она слетает как вихрь, несмотря на объемный уже живот. Перехватывает тяжелое орудие, пытаясь сберечь перила. Успевает.

— Джейме, слушай, это страшно огромная лестница, и на ней водятся ужасные чудовища… — начинает Джо, присев на ступеньки.

— У! — восклицает малыш, — дваконы!

— Родители в основном, — предполагает Тайвин сокрушенно.

— Да, и драконы тоже! Поэтому мы сейчас спрячемся в игровой и будем сидеть

как мышки, чтобы их увидеть. А я почитаю книжку!

— Мама, меть хатю! — хнычет малышка, хватая ее за ногу.

— Джейме, — переключается Джоанна. — Так, ты сейчас так хорошо махнул мечом, что, кажется, спас сестру от самого страшного дракона…

— Ууу! — визжит от радости мальчик.

— Невидимого, — предполагает Тайвин, заслужив тычок в область колена от жены.

— И вот теперь ты спас прекрасную принцессу, и она может в благодарность подержать твой меч… — продолжает Джо. Джейме выдает меч Серсее с подозрением. И правильно делает, малышка может и не вернуть… Девчушка взвизгивает и немедленно обрушивает меч на несчастные перила. ***

— Как раньше! — восклицает она, опускаясь в кресло у камина. Тайвина колотит. Флэшбеки, сбивая друг друга, на полной скорости проносятся в его голове, тормозя всякую разумную мыслительную деятельность… Обессилев от попыток не начать фразу со слов «А помнишь.?», он молча открыл бар и достал коньяк, махнув в ее сторону бутылкой. Его леди кивнула, и он наполнил бокалы. Каждый последующий шаг к ее креслу был тяжелее предыдущего, словно он вяз в трясине. Наконец, Тайвин подал ей бокал, держа за ножку снизу, а она приняла его, обхватывая ладонью, так что ножка осталась меж пальцев. Их руки прошли совсем близко, не соприкасаясь, но ему казалось, что все равно была какая-то магия в их движении.

Облегченно опустившись в свое кресло, он пригубил напиток и уставился на пламя. Веду себя как школьник, подумал он с досадой. Она рядом, до нее рукой можно дотянуться, а он сидит себе и попивает коньяк, словно ее тут нет и никогда не было. Словно он грезит, как с ним обычно и бывает. Может, некоторые мечты не должны реализовываться? Интересно, что сейчас в голове у нее?

Джоанна встала с кресла и медленно пошла вдоль книжных полок, проводя рукой по корешкам. Она не любила библиотеку никогда. И чтение. В этой комнате она когда-то любила забраться с ногами на кресло и пить коньяк. Курить, когда он позволял. Впрочем… Он многое ей позволял в этом кабинете. Вспоминает ли она об этом сейчас? Словно прочитав его мысли, женщина на мгновение обернулась к нему и прожгла взглядом. Черт! Его хваленое фирменное самообладание раз за разом все более расшатывалось, как зуб в десне, рискуя дать такую трещину, после которой обрушится все. Рухнут с высоты многотонные блоки, его погребет под лестничными маршами, засыплет клетками оконных переплетов и припорошит сверху хлопьями побелки, как самым первым осенним снегом. Нечеловеческим усилием он вернул на лицо нейтрально-дружелюбную маску. Хотя что проку? Она знала его, видела насквозь. Его лица не имели для нее значения. Она была знакома близко с каждой его маской.

Женщина отступила вглубь, царапнув ногтями по панелям темного дерева на стене.

— Там? — уточнила она. — Фортепиано.

— Да, — произнес он, вставая из кресла. Нет и еще раз нет. Убери из своей речи все «по-прежнему», «ты помнишь» и т.п. Он прошел близко к ней, стараясь не касаться, не задевать, не тревожить. Приоткрыл дверь, скользнул внутрь, зажигая свет. Смежная комната была небольшой, а фортепиано древним.

— Стул, — сказала она ему так, словно он был слугой, а она приглашенной знаменитостью.

Только не это, думал он про себя,

идя в руках с табуретом из кабинета. Он просто сорвется. Она будет слишком близко. Все еще обдумывая, как избежать этого, он вошел в комнату, и Джо выдернула из его рук табурет так, словно ждала его полчаса. Поставила у инструмента справа от основного сидения. Когда-то, много лет назад, здесь была скамеечка, почти сравнимая по ширине с самим фортепиано. Он хорошо ее помнил. Слишком хорошо, потому сейчас ее здесь и не было.

— Ноты, — потребовала она голосом, не предусматривающим отказа. Он не глядя выдвинул их с полки и раскрыл над клавишами.— Сядь.

Она ищет что-то конкретное, понимал он, но что? Наконец, остановившись, она поставила ноты, и кивнула ему. В четыре руки он не играл очень давно. Эту вещь — почти никогда. Против хорошего вызова Тайвин никогда и ничего не имел, но ее колено и бедро было слишком близко к нему. А руки могли перекреститься над инструментом. Я на волосок, буквально на волосок от гибели, думал он, когда их руки одновременно взяли первые аккорды. ***

Жена бесшумно вошла в комнату, застыв на пороге. Боковым зрением он заметил светлый силуэт на фоне темных стен. Словно призрак. Он мгновенно взглянул на нее, но Джо нетерпеливым жестом вернула его к исполнению партии. Эту увертюру он едва разучил, она не слышала и, вероятно, хотела дослушать. Тайвин продолжил играть, уверенно пробегая по нотам. Игра на фортепиано упорядочивала мозг даже лучше шахмат. А уж когда это была игра для любимой женщины… Еще дрожал в тишине комнаты последний аккорд, когда она скользнула к нему, прижимаясь животом к его плечу.

— Заснули наконец?

— О да, — протянула Джо, запуская руку в его волосы. — оставила с ними няньку на всякий случай. — Им еще рано спать одним, но иногда… Иногда я бы хотела спать со своим мужем.

— М? — улыбнулся Тайвин, обнимая ее за талию. Тонкая ткань была незначительной преградой, а его руки слишком голодными. Женщина легонько толкнула его в плечо, роняя на лавочку, но он вывернулся и в отместку перехватил ее, сажая себе на колени. Джо изогнулась, падая плечами назад. Халат стек с ее плечей лужей расплавленного золота, тонкая ночная рубашка бесцеремонно оголила колени.

— У нас по-настоящему мало времени, Тай.

— Когда меня это останавливало? ***

Их руки практически не встречались над нотами, но он сдерживался из последних сил. Борьба за рассудок была еще не проиграна лишь потому, что какая-то часть мозга все-таки сосредоточилась на партитуре и держалась за эту последнюю опору как бульдог.

Последняя страница, боги. Он не знал, что будет делать дальше. Еще хотя бы полчаса в ее присутствии, и он сойдет с ума или сделает что-то непоправимое. Нужно ли это ей, вот в чем вопрос? Джоанна словно изваяна изо льда с ног до головы. Пугает и будоражит одновременно. Но в глубине глаз нет-нет да проскакивает безумное пламя. Если ему не кажется…

Три последних аккорда. Он снимает ногу с педали, и она дрожит, поставленная на пол. Если она что-то не предпримет, он просто сгребет ее с чертового стула и поцелует так, чтобы лед растаял.

— Поздно, — говорит она отчужденным голосом, отворачивая голову в сторону. Легко встает. — Проводи.

У выхода из кабинета она медлит, ожидая его помощи. Он толкает дверь от себя, предлагает ей руку, она принимает ее. Мрачные коридоры особняка озаряют лишь ряды настенных бра. Каждый шаг в их направлении заставляет свет разгораться ярче. За спиной, он знал, они гаснут. Его охватывала паника. Он не просто погаснет, если сейчас отпустит ее. Тайвин потеряет свою женщину навсегда, и будь он проклят, если хотя бы не попытается.