Девушка с синими гортензиями
Шрифт:
Она улыбнулась Гренье, поправила шляпку, поудобнее перехватила сумочку и вышла вслед за журналистом, который придержал перед ней дверь.
Сидевший за соседним столом бывший русский помещик – тот самый, который мечтал о фуа-гра, – внимательно посмотрел ей вслед.
– Да, Андрей, француженки есть француженки, – назидательно заметил его сосед. – Сколько бы лет им ни было, а выглядят всегда на зависть нашим.
– Мне кажется, я знаю эту даму… – пробормотал помещик. – Да, определенно где-то ее видел… Только вот где?
Он поломал себе голову еще полторы минуты, после чего махнул рукой и стал изучать в газете объявления о рабочих местах.
Глава 5
Таинственная мадемуазель Алис
– Должен вам признаться, –
– Чем именно? – осведомилась мадемуазель Алис, доброжелательно глядя на него из-под очков.
– Я бы не смог так спокойно, и даже приветливо улыбаясь, слушать бесконечные истории о детях и внуках и о том, как они когда-то что-то не поделили, – напрямик заявил журналист. – И вообще, какая разница, где занудный старик, хозяин кафе, покупает кофе и яйца? Или вы думаете, он мог что-то от нас скрыть, а потом придет и расскажет об этом, раз уж вы так терпеливо слушали его рассказ о болячках жены?
– По-моему, Пьер, вы так ничего и не поняли, – хладнокровно ответила секретарша. – Уверяю вас, я разговорила старика вовсе не для собственного удовольствия.
– Но…
– Подумайте сами, и вы все поймете. Вы же журналист, в конце концов!
– Должен признаться, – проговорил Видаль после минутного молчания, – не вижу никакой связи между родичами мсье Гренье и нашим расследованием.
– Ну, дорогой мой, – пожала плечами мадемуазель Алис, – это же очевидно! Яхта «Любимая», на борту семнадцать человек, среди них одна жертва и один убийца. Допустим, что и в самом деле именно Жозеф Рейнольдс, по пьяни, как утверждают одни, или в приступе ярости, как говорят другие, убил свою жену. И что, никто ничего не заметил? А ведь их расспрашивали не только следователи и репортеры, нет – их всех вызывали на суд по делу о клевете, когда одна из газет все-таки отважилась открыто обвинить Рейнольдса в убийстве. Пятнадцать свидетелей, и все согласились помалкивать из почтения и дружбы? Вы меня разочаровываете!
– Вот оно что… – протянул Видаль. – Вы думаете, магнат заткнул им рот деньгами?
– Так и должно было случиться, если он убийца. Но что мы видим? Капитан Раймон Обри, члены экипажа Буске, Шавийар, Делафосс, Корто, Тенар, Жерфо, Гренье – кто-нибудь из них ни с того ни с сего разбогател, получил неожиданное наследство, выиграл миллион в лотерею? Делафосс, Шавийар и Гренье погибли на войне, но отец Гренье владеет тем же кафе, что и сорок лет назад. Он рассказывал мне о своих детях и внуках, и никакого процветания я не заметила – а ведь его сын Филипп, по сути, был одним из ключевых свидетелей. У Буске мы уже побывали – помните, в какой нищете он живет со своей семьей? Это озлобленный, измученный невзгодами человек. Он недавно потерял работу и говорить с нами согласился лишь после того, как я предложила ему денег. Причем даже не обмолвился о том, что сам же и впустил на яхту немецкого репортера. Зато Буске все знает, все видел, на все у него готов ответ. По его версии, Рейнольдс – обыкновенный мерзавец с деньгами, а его жена – красавица, но законченная кокаинистка, которая крутила романы со всеми подряд. Само собой, Буске слышал, как Рейнольдс кричал своей жене – чуть ли не при всех, – что непременно ее прикончит. Якобы он даже слышал, как Ролан Буайе открытым текстом обвинил своего кузена в убийстве жены. Потом мы побывали у вдовы Делафосса, выясняли, не рассказывал ли ей муж чего-нибудь о происшествии, очевидцем которого был. Но у той своих забот полно, а из рассказов супруга женщина только помнит, как тот говорил, что в той истории все непонятно, но раз Рейнольдс так торопился замять дело, значит, он точно виновен. Еще один свидетель, Корто, которого мы разыскали в Гавре, в ту ночь так устал, что проспал все случившееся, о чем нам честно и сообщил. Заметьте, все эти люди как жили, так и живут, и никаких неожиданных денег – платы за молчание – в их прошлом не наблюдается.
– Но мы только начали наше расследование, – напомнил Видаль. – И, если уж говорить откровенно, вряд ли простые матросы могли многое знать. Вот гости Рейнольдса – да. И еще прислуга. Потому что все они жили рядом.
– Прекрасно, – сказала мадемуазель Алис. – У нас есть дворецкий Андре Фонтане, затем
– Вы ее подозреваете? – с любопытством спросил журналист. – Из-за той ссоры? Думаете, актриса могла убить мадемуазель Лантельм?
– Подозрения – вздор, – заявила поразительная секретарша. – Мне нужны факты. Мы опросили двух свидетелей и двух, скажем так, квазисвидетелей, и пока единственным, чьи показания выглядят более-менее убедительно, является Филипп Гренье, чьи впечатления стали нам известны при посредничестве его отца. Далее надо опросить двух оставшихся в живых матросов и родственников погибшего Шавийара, а заодно навести справки об их благосостоянии за последние десять лет. Затем пойдут дворецкий, горничная, капитан и остальные, все, кого удастся разыскать. Не забудем также доктора Морнана, который озвучил версию о причесывании под дождем. И еще, наверное, придется съездить за Рейн, в Эммерих. – Мадемуазель Алис нахмурилась. – В Германии сейчас неспокойно, но работа есть работа. Крайне любопытно будет выяснить, что же добросовестные немецкие чиновники думали обо всем происшедшем на яхте. Поскольку это дело, если говорить начистоту, давным-давно предано забвению, а главный подозреваемый, Рейнольдс, скончался еще до войны, в 1914-м, то… может быть и так, что мы узнаем истину не от свидетелей, а от следствия.
– Вы действительно настолько хотите выяснить, что на самом деле случилось в ту ночь? – спросил журналист недоверчиво.
– Друг мой, факты есть факты: если пять свидетелей из десяти независимо друг от друга заявят мне, что мадемуазель Лантельм любила сидеть на подоконнике или что она обожала дождь, и приведут убедительные доказательства своих слов, мне придется смириться. Пока у нас есть только каюта, запертая изнутри, и пропавшая из той каюты женщина. – Мадемуазель Алис помолчала и покачала головой: – Я одного не понимаю, к чему такие сложности?
– Что вы имеете в виду? – спросил журналист, который слушал свою спутницу со все возрастающим любопытством.
– Я имею в виду неправдоподобное падение из окна, для падения из оного не приспособленного, – сухо пояснила секретарша. – Что стоило Рейнольдсу, если он действительно прикончил жену, сказать, что та вышла на палубу и ее просто смыло за борт волной? Или она случайно упала за борт, к примеру.
– А зачем ей было выходить на палубу?
– Господи боже мой! Да забыла что-нибудь в шезлонге и пошла искать, в темноте оступилась… И так далее. Почему запертая изнутри каюта? Почему окно?
– Потому что запертая изнутри каюта подтверждала непричастность мужа.
– При открытом окне и возможности перебраться в его каюту по планширу? Додуматься до этого – дело нескольких секунд.
– Вряд ли он был в состоянии трезво соображать, когда убил ее, – заметил Видаль. – Мы ведь исходим из того, что убийство было все-таки не случайным. Даже злейшие враги Рейнольдса никогда не утверждали, что магнат убил жену намеренно.
– Да, они всего лишь намекали, что на борту имела место некая оргия, во время которой мадемуазель Лантельм скончалась, – хмыкнула секретарша, и ее глаза сверкнули золотом. – И все равно, падение за борт выглядит куда правдоподобнее. Тем более во время сильной качки, в грозу, да еще ночью.
– Но все видели, как хозяйка прошла к себе в каюту, – настаивал журналист. – Крик донесся тоже из ее каюты, судя по тому, что рассказал Гренье. У Рейнольдса просто не хватило духу разыграть представление и объявить людям, что его жена куда-то вышла и ее смыло за борт. Поэтому он любой ценой защищал версию о непроизвольном падении из окна. Сначала о нем говорил Невер, упоминая об обмороке, затем, когда стало ясно, что обморок не «сработает», потому что надо взобраться на окно, чтобы выпасть из него, подключили доктора Морнана.