Девушка с золотистыми волосами. Часть 1
Шрифт:
– Получается, что шел не меньше дня?
– День? Ну не знаю! День это в идеальном случае, при учете того, что он знал направление дороги. А прибавь к этому его состояние, прибавь то что он шел из самого центра этого шторма! Под проливным дождем, кругом сверкают молнии, ветер ломает деревья...
– И все это время он был в одних порванных штанах и шапке?!
– Даже ботинок не было...
– Бедняга! Сколько же он шел. Может как раз шок и ввел его
– Может быть. Когда я его подобрал, он был весь искусан насекомыми и исцарапан. Было видно, что долго ничего не ел. Впрочем, это все пустяки. У него, на удивление, очень сильный организм, видимо ему не привыкать к таким приключениями и уже через пару дней от укусов и царапин не осталось практически и следа. Поначалу я думал, что он может простудиться или просто захворать от всего этого, но... видишь сама, через два дня он уже помогал Анне по дому! Это не мы с тобой, городские жители...
– Интересно, почему он шел в таком виде? Ведь не может быть, чтобы у него не было другой одежды. Ведь в наших северных местах даже летом без теплой одежды не прожить. Ведь не мог же он там все время жить без нормальной одежды?
– Думаю сгорела, к чертям, как и все остальное. Конечно, был бы он в своем уме, что-нибудь бы нашел и придумал. Но он не был. Видимо его накрыло так, что он схватил все, что было под рукой, да так и побежал. Кстати, - Джон на секунду замолчал, будто вспоминая что-то важное, - ты заметила браслет на его руке? Что это может значить?
– Да, но я не поняла, что это такое.
– Никто из нас не понял... Простая железка, надетая на руку. Мы смотрели - никаких надписей, никаких узоров, будто расплющили гвоздь и обмотали вокруг запястья. Что это такое, черт его знает. Он цельный, там даже нет замка, чтобы его снять. Видимо натянул на руку когда-то давно, когда рука была гораздо меньше, а теперь его с руки его просто так не снять. Либо спиливать надо, либо до конца жизни так ходить.
– Возможно это какая-то память о чем-то или о ком-то...
– Может это как раз любовные потрясения загнали нашего героя в лес?
– Джон хихикнул.
– Хотя, судя по рассказам Анны, до девушек там было далеко. Впрочем, черт знает, что на уме у этих подростков, их никогда не поймешь.
– Да, может быть все, что угодно...
– задумчиво согласилась Линда.
– Ты говорил, что он вскоре получит все свои документы. Думаю, нам надо будет помочь ему обосноваться, найти какое-то место.
– У тебя есть идеи?
– Я думала об этом. Нам в школе требуется человек, кто мог бы заниматься хозяйственной частью: мелкими ремонтами, покраской и прочим. Я так понимаю, что он хороший работник. На следующей неделе хочу поговорить с директором Уайтманом, может что-нибудь и придумаем.
– Да, это будет не лишним. Деньги пригодятся, надо на что-то есть, одеваться, да и квартиру снимать. Однако...
– Джон зевнул в трубку, - что-то мы с тобой разговорились. Не пора ли уже спать? Кстати, чуть не забыл, Кевин опять про тебя спрашивал.
– И что ты ответил?
– не сразу
– Сказал правду, что сегодня вечером ты встречаешься с новым мужчиной, - Джон засмеялся.
– Он понял намек, думаю, больше к тебе приставать не будет.
– Какой же ты придурок, - полушутя, полусерьезно ответила Линда.
– Не удивительно, что женщины с тобой больше года не выдерживают!
– Это у нас семейное, - продолжал смеяться Джон.
– Пока!
– бросила трубку Линда.
XII.
В последние несколько лет в жизни Фрэнка Стаймера происходили изменения. Он чувствовал приближение старости. Но старел он не так, как стареют обрюзгшие люди, проводившие всю свою жизнь между работой и диваном, слушая постоянные упреки толстой жены с кухни и мечтая под конец закончить уже все это к чертовой бабушке. Он старел как стареет известный некогда актер, любитель многих, а теперь не нужный никому, вынужденный сниматься лишь в третьесортных сериалах. Все чаще и чаще Фрэнк замечал, что женщины не смотрят на него так, как раньше; чувствовал, что взгляд его больше не вызывает у них смущенную улыбку. Нередко, вставая утром с кровати и заходя в ванную комнату, он смотрел на себя в зеркало, на морщины вокруг глаз, на новый рубец на лбу, которым наделила его старость, на начинавшие редеть волосы. Он невольно морщился, от чего лицо его принимало еще более старческий вид. "Да, Фрэнки, - говорил он себе, недовольно отворачиваясь от зеркала, - и твой закат уже не за горами... и ты стареешь".
Но как человек, всегда и везде бросавший вызов сложностям, он не хотел, да и не мог просто сложить руки, просто уйти в тень, доживая перед телевизором свои серые оставшиеся года. Он не хотел уйти из этой жизни, как ушли из этой жизни уже многие его друзья и сослуживцы. Ради чего он делал все, ради чего рисковал жизнью множество раз? Ведь он отдал родине всё, бросался в бой, не жалея ни себя, ни тех, против кого он сражался. И теперь, когда солнце пробежалось по небосклону и склонилось к горизонту, оголяя рыжий закат его лет, он вдруг почувствовал, что кроме других, кроме долга, кроме чести в этой жизни есть еще что-то, ради чего стоило и стоит жить; что кроме тех, кому присягал он на верность есть еще и сам он, со своей маленькой, но не менее ценной жизнью. И каждый раз, когда он видел, как те, ради которых он рисковал, предавали интересы страны и его, как гражданина, он чувствовал, как сердце сжималось в груди, и кровь начинала сильнее течь в его венах.
Несколько лет назад он думал уйти в политику. Он хотел избираться от округа, чтобы поправить дела, ведь видит бог, эта страна шла не туда, куда надо, а ведь он любил ее, как не любил никто другой. Ведь ради нее он проходил через все круги ада. Но патриотизм и самоотверженность были нынче не в моде и "все эти пидоры", как называл он их среди своих, теперь были сплошь и рядом во власти. "Как смеют они... они!
– он бил тяжелым пивным бокалом по столу в баре, - говорить мне, кого я должен любить и уважать! Кто они такие, чтобы заставить меня признавать то, что я презирал и буду презирать всю свою жизнь!"