Девушки и единорог
Шрифт:
Такое случилось с ними, когда они проезжали по небольшому мосту над протокой, соединявшей два безымянных озера, миниатюрного продолжения царства моря внутри материка. Машина прокатилась еще несколько метров и остановилась.
Как обычно, Шаун Арран молча спрыгнул на землю, взял сумку с инструментами, сбросил плащ, каскетку, очки и куртку, засучил рукава рубашки и принялся копаться в моторе, дымившемся перед задним сиденьем, словно подгоревший бифштекс.
Гризельда тоже сошла с машины, сделала несколько шагов к озеру и уселась на валуне. После непрерывного рычания мотора наступили удивительно приятные минуты тишины и покоя. Одним из элементов тишины было щебетанье птиц; точно так же выглядела бы синяя вышивка водной ряби на голубой поверхности озера. В сотне метров от берега медленно плавала пара лебедей. Несколько уток, раскрашенных
В тот момент, когда камень встретился с водой, взрывом загрохотал мотор. Гризельда засмеялась и повернулась к дороге. Шаун медленно приближался к ней, оставив за собой машину с работающим мотором. Он протянул к ней руку и попросил поправить рукав. Его руки были черными от смазки. Гризельда снова закатала рукава рубашки, сначала один, затем второй. Она почувствовала нежность и тепло его кожи, и в ее руке возникла дрожь, поднявшаяся до самого плеча.
Шаун огляделся и сорвал растение с бледно-лиловыми цветами. Потом смочил его водой и принялся растирать ладони. Его руки покрылись пеной, как будто он пользовался мылом, и быстро очистились от смазки.
— Отлично, — сказал он. — Мы можем ехать.
Достав из кармана белый платок, он вытер руки и раскатал рукава. Он был в шерстяной рубашке в крупную клетку синего и зеленого цвета. Материя, из которой сшили рубашку, была, очевидно, ручной работы.
— Нам некуда спешить, — сказала Гризельда. — Отдохните немного.
Она подвинулась, чтобы дать ему возможность сесть на валун, и знаком пригласила его сесть рядом с ней.
Поколебавшись мгновение, он сел.
— Вы знаете, как работает мотор? — спросила она.
— Конечно.
— Это замечательно! И это кажется мне совершенно удивительным. Этот шум, толкающий машину вперед. Где вы научились этому?
— В Германии.
— Вам довелось много путешествовать? Где вы еще побывали?
— Во Франции, в Италии.
Она говорила с ним мягко, несколько неестественно, как говорят с впервые встреченным животным, с которым хотят подружиться. Он слушал, глядя в сторону. Казалось, его внимание не связано с тем, что она говорила, и направлено не на содержание ее слов, а на их звучание. Отвечал он очень кратко, после непродолжительного молчания.
— Италия! — воскликнула Гризельда. — Ах, как бы я хотела побывать там! Вы бывали во Флоренции? Катерина Сфорца приехала туда в тридцать три года, чтобы выйти замуж за Медичи [19] . Она была красавицей. Ее первого мужа, за которого она вышла в четырнадцать лет, убили. Ее любовник тоже был убит. Но она отомстила убийцам. Вы знакомы с Флоренцией? Там должно быть очень красиво, там такие великолепные дворцы.
Он впервые повернулся к Гризельде, чтобы ответить:
19
Имеется в виду Пьерфранческо де Медичи, третий муж графини города Форли Катерины Сфорца (1463–1509), одной из самых знаменитых женщин итальянского
— Нет ничего прекраснее Ирландии!
Он произнес эту фразу возбужденно, словно стараясь сдержаться. Его слова мгновенно стерли в голове у Гризельды не слишком отчетливые флорентийские декорации, и она решила, что Шаун был прав. Перед ее внутренним взором снова появились озеро, холмы и пространства суши и воды за ними под синим небом с белыми облаками. Она посмотрела на Шауна и повторила негромко:
— Нет ничего прекраснее Ирландии.
Почувствовав необычную близость к нему и поняв, что их ничто не разделяет, она протянула к его голове руку и коснулась волос, черных, густых и мягких. Вспыхнул огонек скользнувшего по волосам солнечного луча. Этот огонь пробежал по руке Гризельды и остановился где-то в груди. Неожиданно Шаун схватил ее за руку.
Все вокруг нее исчезло. Во мраке, предшествовавшем первому дню творения. Вселенная исчезла, остались только глаза Шауна. Они обжигали ее немым вопросом, пытались проникнуть в ее мысли и подтолкнуть к решению. Это был взгляд дикого божества, взгляд, полный одновременно нежности и силы, содержащий властное требование. Она приняла его мягкость и его свет, и почувствовала, как его сила разбивает в ней что-то похожее на камень. Огонь из ее груди распространился по всему телу.
Ей стало страшно. Она почувствовала, что сейчас сорвется в пропасть, и она не знала, что ждет ее на дне этой пропасти, удивительная радость или опасность с волчьими клыками. Она хотела бежать и не двигалась с места. Она была уверена, что далекий загадочный мир, который всегда хотела познать, мир, такой тревожный и волнующий, внезапно оказался рядом.
Гризельда резким движением высвободила руку и встала. Холодным тоном бросила:
— Пора возвращаться.
Замок оставался на прежнем месте. Это был замок Кинкельдов. Его разрушили англичане в XVII веке. Затем его восстановили, но он был снова разрушен ирландцами в начале XIX века, и сейчас от него оставались только стены. Остатки рода Кинкельдов давно перебрались в Америку.
Ни он, ни она не произнесли ни слова во время обратной дороги. Застыв рядом на жестких сиденьях, они, казалось, были превращены в камень гремящим демоном машины, охвачены им и стали его частью, подобно медной трубе клаксона и глазам-фарам улитки. Мотор торжествующе рычал и фыркал на своих пассажиров синим облаком, воняющим бензином.
Когда они подъехали к началу дамбы, Гризельда ожила, повернулась к Шауну Аррану и попросила остановиться. Она хотела вернуться домой пешком. Спрыгнув на землю, он протянул ей руку, чтобы помочь сойти. Но она сделала вид, что не заметила его руки и сошла с машины самостоятельно, опираясь на сиденье.
Когда она стояла перед ним, опустив взгляд, она видела его башмаки из грубой кожи напротив тонкой туфельки из гладкой замши, выглядывавшей из-под края ее юбки. Осторожно спрятав ее, она подняла глаза на Шауна и улыбнулась ему, пробормотав:
— До понедельника!..
Внезапно ей почудилось, что сейчас он устремится вперед, к ней, схватит ее. Но он, странно дернувшись, ограничился тем, что молча забрался на свое сиденье. Затем с силой рванул рычаги; металл и огонь воспроизвели рев дракона, которому наступили на хвост, и машина рванулась с места, словно сойдя с ума, рыча и разбрасывая камни из-под колес.
Гризельда удовлетворенно вздохнула и направилась по дамбе к дому. Заканчивался вечер, спокойный и мирный. Шум мотора затихал за ее спиной, а рокот морских волн приближался спереди. Прилив достиг высшей точки. Огромная масса воды на краткий миг застыла в равновесии, остановившись в своем вечном движении, после чего началось отступление. На гладкой поверхности моря играли пурпурные, аквамариновые и зеленые краски. Остров лежал перед ней, массивный и знакомый, словно вынырнувший из волшебного путешествия по переливам волн. Ардан, обезумевший от радости, мчался с лаем к ней по склону. Гризельда почувствовала, что охватившая ее радость сейчас заставит ее танцевать. Тело казалось ей необычно легким, каждое его движение было согласовано с морем и небом. Она побежала навстречу красно-белому псу с пятнами тени, и они встретились на нижней части лужайки. Ардан подпрыгнул и лизнул ее в лицо. Схватив его и прижав к себе, Гризельда упала вместе с ним на траву; она смеялась, пес лаял. Море со вздохом начало отступать.