Девушки из Шанхая
Шрифт:
Она что-то бормочет.
— Что?
Она перестает болтать ногами. Ее лицо опущено, но я смотрю на нее снизу, и она не может избежать моего взгляда. Она снова что-то бормочет.
— Скажи так, чтобы я слышала, — раздраженно говорю я.
Она склоняет голову, встречается со мной взглядом и шепчет громче, чтобы я расслышала:
— Я беременна.
Остров Бессмертных
Мэй утыкается лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипывания. Оглянувшись, я вижу, что все вокруг либо не обращают на нас внимания, либо притворяются, что им все равно.
Я сбрасываю обувь и забираюсь к Мэй.
— Я думала, вы с Верноном не занимались постельными делами, — шепчу я.
— Мы и не занимались. Я не смогла, — выдавливает из себя она.
Входит конвоир и объявляет, что пришло время ужинать. Женщины суетятся, стремясь первыми покинуть спальню. Какой бы скверной ни была еда, обед важнее, чем ссора между сестрами. Каждая хочет первой узнать, есть ли в сегодняшнем ужине хотя бы несколько кусочков, заслуживающих внимания, и заполучить их. Несколько минут спустя мы остаемся наедине, и шептаться больше нет необходимости.
— Это был тот, с кем ты встречалась на корабле?
Я даже не могу вспомнить, как его звали.
— Это случилось до того.
До того? Мы были в больнице в Ханчжоу, а потом — в гостинице в Гонконге. Не знаю, когда это могло произойти, разве что когда мне было плохо или когда я лежала без сознания в больнице. Кто это был? Один из лечивших меня докторов? Или ее изнасиловали, пока мы пытались добраться до Великого канала? Я стыдилась говорить о произошедшем со мной. Возможно ли, что все это время она хранила схожую тайну? Оставив ненадолго тему отца, я задаю практический вопрос:
— Какой срок?
Мэй садится, трет глаза и смотрит на меня. В ее взгляде читается смесь скорби, унижения и мольбы. Она поджимает ноги, так что наши колени соприкасаются, медленно расстегивает галуны своей крестьянской куртки и натягивает на животе рубашку. Живот уже довольно большой, вот, оказывается, почему она почти не вылезала из мешковатой одежды на острове Ангела.
— Это Томми? — спрашиваю я с надеждой.
Мама всегда хотела, чтобы Мэй и Томми поженились. Теперь, когда и Томми и мама умерли, этот ребенок мог бы быть бесценным даром. Но когда Мэй отвечает, что они были просто друзьями, я не знаю, что и думать. В Шанхае Мэй встречалась со многими юношами — особенно в последние дни, когда мы отчаянно пытались забыться. Но я не знаю их имен, и мне не хочется забрасывать ее вопросами вроде: «Это был молодой человек той ночью в клубе „Венера“?» или «Тот американец, которого иногда приводила с собой Бетси?». Это было бы так же глупо и нелепо, как и допрос, которому я сегодня подверглась. Но и смолчать я не могу.
— Студент, который поселился у нас на втором этаже?
Я не помню о нем ничего, кроме того, что он был худой, одевался во все серое и держался особняком. Где он учился? Этого я не помню, но помню, как он склонялся над маминым креслом в день бомбежки. Он вел себя так, потому что, как и многие другие, был влюблен в мою сестру?
— Тогда я уже была беременна, — признается Мэй.
Мне в голову приходит ужасная мысль.
— Только не говори, что это капитан Ямасаки!
Не знаю, что делать, если у Мэй будет ребенок от японца. Но я с облегчением вижу, что она качает головой.
— Ты его не знаешь, — говорит Мэй дрожащим голосом. — Я и сама едва его знала. Это все как-то
Она хватает меня за руку и снова начинает плакать.
— Не бойся. Все будет хорошо, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал успокаивающе. Но все это лишь пустые слова.
— Как может быть хорошо? Ты понимаешь, что это значит?
Честно говоря, нет. У меня, в отличие от нее, не было долгих месяцев, чтобы все обдумать. У меня было разве что несколько минут.
— Мы не можем сейчас ехать в Лос-Анджелес. — Мэй оценивающе смотрит на меня. — Ты же понимаешь, что нам придется туда поехать?
— Другого варианта я не вижу. Но даже не считая этого… — я киваю на ее живот, — мы еще не знаем, захотят ли они нас видеть.
— Захотят, конечно. Они же нас купили! Проблема в ребенке. Сначала я думала, что разберусь с этим. Мы с Верноном не занимались постельными делами, но он ничего отцу не сказал. Но когда Старый Лу начал осматривать наши простыни…
— Ты уже тогда знала?
— Ты же видела, как меня стошнило в ресторане. Я так испугалась. Я думала, что кто-нибудь поймет, в чем дело. Я думала, ты догадаешься.
Теперь я понимаю, что многие видели то, чего я в своей слепоте не замечала. Старуха, в чьем доме мы останавливались в первую ночь после того, как выехали из Шанхая, так заботилась о Мэй. Доктор в Ханчжоу был очень внимателен к ней и следил за тем, чтобы она высыпалась. Я ее цзецзе,и мне всегда казалось, что ближе нас никого нет. Но я была слишком погружена в собственные несчастья — потеря З. Ч., расставание с домом, изнасилование, долгая болезнь, когда я чуть не умерла, дорога сюда — и не заметила, как Мэй тошнило все эти недели и месяцы. Я не следила, навещает ли ее красная сестричка. И я не помню, когда в последний раз видела ее голой. Я бросила свою сестру, когда она нуждалась во мне больше всего.
— Прости меня…
— Перл! Ты меня не слушаешь! Как нам теперь ехать в Лос-Анджелес? Ребенок не от моего мужа, и Старый Лу сразу это поймет.
День был тяжелым и длинным, и все это обрушилось слишком внезапно. Я ничего не ела, кроме миски джуказа завтраком, ужин тоже пришлось пропустить. Но я не настолько вымотана, чтобы не понять, что Мэй что-то задумала. В конце концов, она сказала мне, что беременна, только после того, как я рассердилась на нее…
— Ты нарочно врала на слушании.
— Ребенок должен родиться на острове Ангела, — отвечает она.
Из нас двоих умной считаюсь я, но я не поспеваю за ходом ее мысли.
— Ты уже знала, что будешь врать, когда мы плыли в Сан-Франциско, — говорю я наконец. — Поэтому ты и не читала инструкцию. Ты не хотела отвечать правильно. Ты хотела остаться здесь.
— Не совсем так. Я надеялась, мне — нам — поможет Спенсер. Он обещал. Он сказал, что все устроит и нам не придется ехать в Лос-Анджелес. Он обманул меня. — Она пожимает плечами. — После того, что натворил папа, тебя это удивляет? Следующим моим вариантом было попасть сюда. Понимаешь? Если я рожу здесь, они никогда не узнают, что это мой ребенок.