Девушки с палаткой
Шрифт:
– А что это с ней случилось?
Сотрудницы больницы повидали всякое: в этих стенах появлялись вновь прибывшие – каждый раз они балансировали между жизнью и смертью, искалеченные внешне, или угасающие изнутри, появлялись и исчезали… Некоторые запоминались надолго – им всегда сопутствовала резонансная история, но травмы их были понятными, объяснимыми в отличие от той, что сейчас наводила ужас одним своим видом.
– Я сама недавно заступила, толком не знаю… – Саша пожала плечами. – Подождёшь меня здесь? – Сменила она тему. – Угощу тебя яблоками из деревни.
– Давай, только в темпе!
Реанимационная
Олеся снова взглянула на тело, на вид кажущееся бездыханным, выставленное, как на погребальном костре, и у неё мелькнула мысль: может этой девице довелось участвовать в ритуальном обряде и хуже всего то, что ей досталась роль жертвы для заклания… На оголённом плече красовались четыре борозды от длинных ногтей, на скуле явный ожог, от запястья криво тянулись раны, нанесённые таким же кривым предметом, снова ожоги, по форме напоминающие пальцы.
Пытаясь понять природу их появления, она старалась прочесть, если это слова, различить сходство с любыми символами. Никогда ей не приходилось видеть ничего подобного за всю многолетнюю практику. Каждый, кто поступал в ту же травматологию особо не удивлял: по кому-то проехалась машина, кто-то улетел с высоты и неудачно приземлился, кому-то просто накостыляли. Но это юное создание подверглось необъяснимому, побывало в эпицентре инопланетной атаки или невесть в каких разборках…
– Что же с тобой случилось… – вырвалось у Олеси вслух. Со стороны это выглядело как пустое, глупое обращение к бессознательному телу. Жертва заклания молчала. Едва заметно поднималась и опускалась грудная клетка – внутри сохранялась жизнь. Кто знает, может она всё слышит и чувствует, может она намекнёт, даст знак, где кроется ключ к разгадке…
Внезапно Лопухину сзади обхватили за плечи – кто-то бесшумно подкрался и обнял, чем заставил вздрогнуть от неожиданности. Рентгеновские снимки взлетели в воздух, чуть не выпав из рук, при этом они издали звук полёта бумеранга.
– Какие люди и без охраны! – расплылся в улыбке грузный усатый врач-реаниматолог, Муромец в плечах и Обеликс в брюшке.
– Здрасте, Пётр Сергеич! – с облегчением выдохнула Лопухина, одновременно успокаивая сердцебиение, держась за грудину одной рукой.
– Что же ты, радость моя, забыла в нашем предбаннике ада? Посмотри какие тут лежат экземпляры, как раз в тему.
На радость Олесе разговор сходу зашёл о поступившей – той самой жертве неслыханного нападения, и завёл его сам специалист. А кто, как не он, должен быть в курсе истории болезни, и как знать – наверняка он давно сделал выводы: что да откуда… Глаза любопытной с рождения Лопухиной сразу загорелись от нетерпения, она вообразила –
– Что это с ней случилось, Пётр Сергеич?
Тот пожал плечами в точности как Саша – специалисты сами не ведали кого лечат.
– Да шут её знает… Ты дальше под простынёй не видела.
Лопухина сразу ухватилась за появившуюся возможность:
– Покажете?
Реаниматолог издал продолжительные пыхтящие и свистящие вдохи-выдохи, после чего обломал всю затею:
– Шла б ты отсюда, радость моя, от греха-то подальше… – Его увесистая рука снова устроилась на её плече, намекая на выпроваживание: – Кстати, в твоей «травме» сестра её лежит… Говорят, немногим лучше, разве что в сознании.
– Как фамилия?
– Да-а… – отмахнулся реаниматолог, – они не родные. Только что следователь приходил вот к этой… – Он злорадно заулыбался, пританцовывая тучным телом: – А мы его не впустили-и-и… – Закончив плескаться в вверенных ему полномочиях, он снова посерьёзнел и продолжил излагать: – Тогда он почесал к тебе – сестру допрашивать.
– И сестра такая? – удивлённо спросила Олеся.
– А я видел?!
Они услышали за спиной знакомое постукивание шлёпок: подруга бережно несла в обеих руках прозрачный пакет, наполненный большими отборными яблоками. Пётр Сергеевич многозначительно уставился на содержимое её рук.
– А-а?! – издал он вопль. – Наши яблоки теперь травматология будет жрать?
У подруги покраснели щёки, она застопорилась – отдавать или нет.
– Да я ещё принесу, Пётр Сергеич… – растерялась Саша.
– Да шучу я, шучу! – расплылся в улыбке реаниматолог. В стационаре он слыл любителем розыгрышей, в частности неожиданных, на пустом месте, лишь бы вогнать коллег в трепет от очередной его провокации. Массивные ручищи в знак примирения потрясли Сашу за плечи. – Мне ничего не жалко для таких красивых девушек. А если не хватит, своими угощу!
В травматологии в освободившейся палате проводила уборку вечная санитарка – пятидесятилетняя Наина, работающая под слоганом: «Врачи приходят и уходят, а санитарки остаются!» Её местонахождение всегда определялось по пронзительному лязгу ручки о металлическое ведро – швыряла она её небрежно, чем часто будила спящих.
Чтобы не сверять дни поступлений больных и даты рождений, и не обходить все палаты подряд, Олеся пошла коротким путём – заглянула к Наине с целью добычи информации: где-то у них в отделении должна проходить лечение недавно поступившая не совсем обычная пациентка, состоянием которой возможно интересовались все, кому не лень… Санитарка не дала ей даже договорить:
– Одной малолеткой интересуются все, кому не лень… Ходют и ходют, выясняют чего да откуда… Надоели уже! – Ручка с грохотом ударилась о ведро. – Её положили в четырнадцатую.
Наина была в курсе любого события, знала про всех, включая больных, детальные подробности, даже за пределами отделения, так как любила перекинуться словцом с другими санитарками, и за пределами больницы тоже, так как имела массу знакомых, у которых она всегда выступала посредником для подхода к врачам, поэтому была на хорошем счету. Столь высокий авторитет за ней закрепился благодаря огромному стажу работы в одном и том же стационаре. Жалко следователь был не в курсе – к кому здесь надо обращаться в первую очередь.