Девяносто третий год

Гюго Виктор

– - А знаете, дорогой Вьевиль, я ценю Гастона, он неплохо показал себя, когда командовал войсками при Гименэ. Без дальних слов велел расстрелять триста синих да еще приказал им предварительно вырыть себе братскую могилу.

– - Что ж, в добрый час, но и я бы с этим делом не хуже его справился.

– - Конечно, справились бы. Да и я тоже.

– - Видите ли, -- продолжал Ла Вьевиль, -- великие военные деяния требуют в качестве исполнителя человека благородной крови. Такие деяния по плечу рыцарям, а не цирюльникам.

– - Однакож и

в третьем сословии встречаются приличные люди, -- возразил дю Буабертло.
– - Вспомните хотя бы часовщика Жоли. Во Фландрском полку он был простым сержантом, а сейчас он вождь вандейцев, командует одним из береговых отрядов, у него сын республиканец; отец служит у белых, сын у синих. Встречаются. Дерутся. И вот отец берет сына в плен и стреляет в него в упор.

– - Да, это хорошо, -- подтвердил Ла Вьевиль.

– - Настоящий Брут, Брут-роялист, -- сказал дю Буабертло.

– - И все-таки тяжело идти в бой под командованием разных Кокро, Жан-Жанов, каких-то Муленов, Фокаров, Бужю, Шуппов.

– - То же чувство, дражайший шевалье, испытывают и в другом лагере. В наших рядах сотни буржуа, в их рядах сотни дворян. Неужели вы полагаете, что санкюлоты в восторге от того, что ими командует граф де Канкло, виконт де Миранда, виконт де Богарне, граф де Валанс, маркиз де Кюстин и герцог Бирон.

– - Да, путаница изрядная.

– - Не забудьте еще герцога Шартрского!

– - Сына Филиппа Эгалитэ. Когда Филипп, по-вашему мнению, станет королем?

– - Никогда.

– - А все же он подымается к трону. Его возносят его собственные преступления и тянут вниз собственные пороки, -- добавил дю Буабертло.

Вновь воцарилось молчание, которое прервал капитан:

– - А ведь он был бы весьма не прочь пойти на мировую. Приезжал нарочно повидаться с королем. Я как раз находился в Версале, когда ему плюнули вслед.

– - С главной лестницы?

– - Да.

– - И хорошо сделали.

– - У нас его прозвали "Бурбон-Бубон".

– - Очень метко, плешивый, прыщавый, цареубийца, фу, пакость какая!

И добавил:

– - Мне довелось быть с ним в бою при Уэссане.

– - На корвете "Святой дух"?

– - Да.

– - Если бы он держался на ветре, следуя сигналу адмирала д'Орвилье, англичане ни за что бы не прорвались.

– - Совершенно справедливо.

– - А правда, что он со страха забился в трюм?

– - Болтовня. Но такой слух распространить не вредно.

И Ла Вьевиль громко расхохотался.

– - Есть еще на свете дураки, -- продолжал капитан.
– - Возьмите хотя бы того же Буленвилье, о котором вы сейчас говорили. Я его знал, хорошо знал. Сначала крестьяне были вооружены пиками, а он забрал себе в голову превратить их в отряды копейщиков. Решил обучить их действовать пикой по всем правилам, как положено в воинских уставах. Мечтал превратить дикарей в регулярное войско. Старался научить их всем видам построения батальонных каре. Обучал их старинному военному языку: вместо командира отделения говорил "капдэскадр",

как называли капралов во времена Людовика Четырнадцатого. Уверял, что создаст регулярную часть -- из этих-то браконьеров; сформировал роты, и сержантам полагалось каждый вечер становиться в кружок; сержант шефской роты сообщал на ухо сержанту второй роты пароль и отзыв, тот передавал их тем же путем соседу, тот следующему и так далее. Он разжаловал офицера за то, что тот, получая от сержанта пароль, не встал и не снял шляпу. Судите сами, что там творилось. Этот дуралей никак не мог понять одного: мужики хотят, чтобы ими и командовали по-мужичьи, и что нельзя приучить к казарме того, кто привык жить в лесу. Поверьте, я знаю вашего Буленвилье.

Они молча сделали несколько шагов, думая каждый о своем.

Затем разговор возобновился.

– - Кстати, подтвердились слухи о том, что Дампьер убит?

– - Подтвердились, капитан.

– - На подступах к Конде?

– - В лагере Памар. Пушечным ядром.

Дю Буабертло вздохнул:

– - Граф Дампьер. Вот еще один из наших, который перешел на их сторону.

– - Ну и чорт с ним!
– - сказал Ла Вьевиль.

– - А где их высочества принцессы?

– - В Триесте.

– - Все еще в Триесте?

– - Да.

И Ла Вьевиль воскликнул:

– - Ах, эта республика! Сколько бед! Было бы из-за чего! И подумать только, что революция началась из-за какого-то дефицита в несколько несчастных миллионов!

– - Ничтожные причины самые опасные, -- возразил Буабертло.

– - Все идет к чорту, -- сказал Ла Вьевиль.

– - Согласен. Ларуари умер, дю Дрене -- совершенный дурак. А возьмите наших пастырей Печального Образа, всех этих зачинщиков, всех этих Куси, епископа Рошельского, возьмите Бопуаля Сент-Олэра, епископа Пуатье, Мерси, епископа Люсонского, любовника госпожи де Лэшасери...

– - Которая, да было бы вам известно, зовется Серванто. Лэшасери -название ее поместий.

– - А этот лжеепископ из Агры, этот кюре неизвестно даже какого прихода.

– - Прихода Доль. А звать его Гийо де Фольвиль. Он, кстати сказать, человек очень храбрый и хорошо дерется.

– - Нам нужны солдаты, зачем нам попы! Да еще епископы, которые вовсе и не епископы даже! И генералы, которые вовсе и не генералы!

Ла Вьевиль прервал капитана:

– - Есть у вас в каюте последний номер "Монитера"?

– - Есть.

– - Интересно, что нынче дают в Париже?

– - "Адель и Полэн" и "Пещеру".

– - Вот бы посмотреть!

– - Еще посмотрите. Через месяц мы будем в Париже.

И после минутного раздумья дю Буабертло добавил:

– - Или чуть позднее. Господин Уиндхэм сказал это лорду Гуду.

– - Значит, капитан, наши дела не так еще плохи?

– - Все идет превосходно, чорт возьми, только в Вандее надо воевать лучше.

Ла Вьевиль покачал головой.

– - Скажите, капитан, -- спросил он, -- высадим мы морскую пехоту?