Девять дней в июле (сборник)
Шрифт:
Лили в черном, с гладко зачесанными волосами, возвышается с балкона второго этажа, двор вслушивается с разных мест амфитеатра, не смея пикнуть: для начала прямо в голову осужденной брошены основные христианские добродетели – смирение, прощение, раскаяние. Несчастные обездоленные дети и кислый виноград свиваются в новый библейский сюжет, напряжение сгущается, воздух звенит.
Финал взвинтил эмоции на точку кипения:
– …И если ты женщина, если ты мать, то как твой язык поворачивается проклясть детей – да, ДЕТЕЙ!!! – такими страшными богохульными
И картинно воздевает перст к небесам. Тронутые за живое бандерлоги на всякий случай смотрят в указанном направлении.
Бедная Рая, раздавленная обвинениями, роет носом землю, чтобы лечь туда заживо и поставить себе надгробие, она что-то попискивает в свое оправдание, но зрители не принимают ее раскаяния – их потрясенные души требуют возмездия.
– Да пусть хоть подавятся этим виноградом, – вдруг в сердцах выпаливает Рая. – У них же язва случится от кислоты! – И предательски уходит со сцены, хлопнув дверью.
Публика разочарованно разбредается до вечера.
Вечером греческая трагедия превращается в триллер: отец бесчисленных курдских детей Валера, красавец и пропойца, работающий носильщиком на вокзале, приходит традиционно на бровях и смертным боем избивает жену Майю, требуя ответить, почему она детей нарожала, а смотреть за ними не хочет. У Майи зубов уже почти не осталось, и для меня загадка, что ухитряется громить Валера ежедневно, если в их подвальчике нет никакой мебели, кроме топчана и раковины.
Однако наутро Майя провожает Валеру на работу так нежно, как будто они только вчера поженились. В этой семейке мне понятны только двое: старшая дочь, чистюля Кристинэ, и малыш Исако, которого все балуют, как и положено баловать долгожданного мальчика после четырех девок.
Иногда сцепляются языками хромая Тамара, злая на весь мир оттого, что на нее не позарился ни один мужчина, и запойный доктор Заза, муж моей хозяйки. Она обязательно отпускает шпильки по его адресу – на предмет того, что он живет в доме тещи, нищеброд, а он не лезет за словом в карман и нежно спрашивает, скольким женихам она отказала вчера. Затем он стремительно садится в машину и успевает укатить прочь, пока взбешенная Тамара ловит воздух в поисках достойного ответа.
– Господи, куда мы попали, – ошеломленно делюсь я с мужем иногда. – Ты когда-нибудь видел такое?
Он приходит поздно, уставший до полной атрофии говорильного аппарата, и внимает моей трескотне с сочувствием варана. Кажется, он не очень мне верит и думает, что я привираю в силу своей буйной фантазии и от скуки.
Как-то раз муж решил сделать доброе дело и купил курдским детям бадминтон – две ракетки и воланы. Он не слышал, во что вылилась его доброта, – снизу доносились звуки смертоубийства, шакалий вой, смех гиены, лай койота: сестры дрались за бадминтон.
Когда шум стих,
– Делать твоему супругу нечего, – снисходительно бросила Лили. – В следующий раз пусть подарит им крысиного яду!
Декорации нашего дворового театра поменялись, когда что-то необратимое стряслось с канализацией и прямо посреди двора вырыли огромную зловонную яму, полную фекальной жижи. Весь двор с утра до ночи, забыв о междоусобных войнах, ругал на чем свет стоит муниципальные службы.
Мы с Сандриком окон уже не открывали, к тому же хозяйкам, в том числе и мне, прибавилось работы: поскольку воду отключили, приходилось таскать ее в ведрах из соседнего двора. Правда, самое интересное, что в подвальчике у курдов вода шла самотеком.
– Нет в мире справедливости, – сказала Лилина невестка Ия, каждый божий день мывшая деревянную лестницу. – Она им совершенно ни к чему…
Посреди этой скуки в один прекрасный день тишину вдруг рассек дикий вопль. Весь квартал побросал свои дела и сломя голову примчался повеселиться. Я тоже рванула к окну.
Вопль раздавался из ямы.
– А-а-а-а, помо… буль… помогите!! Тону!!
– Быстро!! Лестницу! Зинэ свалилась в яму!!!
Такого знаменательного события не было с того дня, когда милиция замела почти всю уличную шпану, и всех пришлось выкупать по одному.
Все эти люди – убогие, хромые, нищие, пьяницы, жулики, наркоманы и проститутки, грызшие друг друга целыми днями и гонявшие бедную Зинэ, как сидорову козу, бросились ее спасать, а дело это было нелегкое и почти героическое; каково напуганной до смерти, не умеющей плавать тщедушной вертлявой девчонке в трехметровой яме?!
О, какой многослойный хор составили все эти голоса, оравшие вразнобой одновременно! Я вам клянусь, похолодевшая душа требовала саундтреком только Бетховена:
– …Руку дай, дурища!! Руку протяни!
– Ой, пропала моя девочка!
– Заткнись, Майя, нашла когда вспомнить о дочери!
– Лестница! Спустите лестницу вниз, только башку ей не прищемите!
– А-а-а! Помо…гите!!
– Стань на ступеньку, Зинэ! Ты какой язык понимаешь, чучело?! Хватит нырять, нашла тоже бассейн!
– Принесите полотенце и мыло! Да не простое, а самое черное!!
– Какое полотенце – простыню старую, чтобы сразу и выбросить!
– Заза!! Заза, помоги, ты же доктор!!
– Вы даже прививку от туберкулеза ей не сделали, а сейчас на помощь зовете! Иду-иду, антибиотики если ей дать – не окочурится с непривычки?
– Майя, прекрати орать – есть у тебя одежда запасная для нее?
– Откуда, откуда у меня одежда лишняя?! А-а-а-а, замерзнет моя бедная Зинэ-э-э-э-э…
– О-о-о, это невозможно – Нана, бросай штаны старые какие-нибудь Никушины!!