Девять кругов любви
Шрифт:
– Тогда прокляни и меня! – заплакала она. – Я его родила, моя вина!
Оба как бы захлебнулись в своем отчаянии.
– А может, – пробормотала Шальва, – мы сами не понимаем собственного счастья.
– Ты о чем?
– О том, что случилось с сыном Товы.
– Это ты у нас счастливая. А я… Прокляну! – закричал муж.
Андрей спросил громко, чтобы те услышали:
– Вам нужна помощь?
За перегородкой стало тихо.
В дверях показался санитар. Поманив Андрея, протянул ему толстую синюю книгу:
– Раненный все время прижимал ее к себе и отпустил только после наркоза.
Андрей
– Книги… – горько пробормотала Клара. – Среди них Сенька отдыхал душой. Закончив очередной сомнительный «гешефт», он бежал домой и очищался чтением. Часами читал мне Гейне, Байрона, Блока. А с рождением Ханалэ у него появилась новая жертва, которую он заморачивал всевозможными сказками, смешно представляя их в разных лицах. Я слышала как он в роли Маугли кричал волку: мы с тобой одной группы крови! – Клара наклонилась к лежащему. – Помнишь, Сенька? Ты не хочешь говорить? Тебе нужно, чтобы я почитала тебе Твена и не сказала о том, что знаю правду! Ведь ты видел этого араба, но решил не бежать и так покончить со всем – со своими мелкими делишками, с тоской по твоей России и главное – с обидой на меня. Молчишь?
В гневе она протянула руку к белой марле, закрывавшей голову мужа.
– Клара! – остановил ее Андрей.
Она произнесла опустошенно:
– Я так устала… Андрюша, почитай ему! Уж если это не приведет его в себя…
Андрей перелистал страницы – здесь, где они сильно скомканы, прервался рассказ о бандите, который просил священника помолиться о его убитом товарище:
«Вдруг лицо Скотти оживилось.
– Сейчас вы все смекнете, – сказал он. – Нам нужен человек, который на Библии собаку съел.
– Что такое?
– Мастак по Библии – ну, поп.
– А, вот оно что! Так бы и сказал сразу. Я и есть священник. Поп.
– Ну, это другой разговор! Вы меня поняли с полуслова, как настоящий мужчина. Вот и ладно, приятель! Начнем сначала. У нас, понимаете, передряга. Один из наших полетел с лотка.
– Откуда?
– Да с лотка же, дал дуба, понятно?
– Дуба?
– Ну да, загнулся.
– А! Отправился в ту таинственную сень, откуда нет возврата?
– Возврата? Хорошенькое дело! Я же говорю, приятель: он умер.
– Да– да, я понял.
– Ладно, коли понял. А на нем пора крест поставить, тут уж ничего не попишешь. Если вы поможете нам пристукнуть крышку…
– Произнести надгробную проповедь? Совершить погребальный обряд?
– Эх, хорошо словечко – обряд! В самую точку попали!.
– А скажите, – спросил священник, – усопший исповедовал какую-нибудь религиозную доктрину? Признавал ли он, так сказать, зависимость от высшей силы, чувствовал ли он духовную связь с нею?
Его собеседнику снова пришлось задуматься.
– Ну вот, опять вы меня в тупик загнали, приятель! Попробуйте-ка повторить то, что вы сказали, да пореже.
– Попытаюсь выразить свою мысль в более доступной форме. Был ли покойный связан с какой-нибудь общиной, которая, отрешившись от мирских дел, посвятила себя бескорыстному служению нравственному началу?
– Аут,
– Как вы сказали?
– Да нет уж, где мне с вами тягаться! Когда вы даете с левой, я носом землю рою. У вас что ни ход, то взятка… А мне не идет карта, и все тут…»
Това вдруг подняла голову. Клара и Андрей тоже тревожно вслушивались в какие-то странные звуки – непонятные и пугающе легкие, которые, казалось, шли не из истерзанного сенькиного тела, а были голосом его души, уже далекой от земных волнений:
– Это очень смешной рассказ, – одобрил Сенька, но уже не на языке людей. – Почему же вы не смеетесь? Чувства юмора не хватает? Жаль, что я не прихватил О\' Генри. Он, пожалуй, еще забавнее. У него есть такой эпизод – шериф говорит вору: только пошевели пальцем, и сразу получишь пулю в лоб. А тот отвечает: зачем мне шевелить пальцами, разве я глухонемой? Неплохо, правда? Да улыбнитесь вы, мама и Клара! И ты, Андрей! Мне так хорошо. Боль совсем прошла. Я словно парю в воздухе… А что со мной было? И где Ханалэ? Погодите, куда вы все исчезли? Вокруг темно и ни звука. Вы не слышите меня? Но я ведь не глухонемой… ха… ха… ха…
Глава девятая
Очень скоро он пожалел, что не взял такси и поехал сам по дороге, существующей, казалось, только на карте. Она то бодро бежала по песчанной равнине, то пропадала между холмами, и когда отчаявшийся Моше решил, наконец, повернуть назад, внезапно привела его прямо к цели.
Это забытое Богом место было рощицей облезлых эвкалиптов, среди которых стояли деревянные караваны, унылые и пустые. Все, кто мог двигаться, толпились поодаль, на старом кладбище, где из каменистой земли подымались пожелтевшие надгробья и одинокий кактус с загнутыми вверх колючими отростками, до странности похожий на семисвечник. А дальше, у края свежевырытой могилы, лежал Сенька, завернутый в белую простыню, словно сонно кутался от яркого солнца, как делал утром перед пробуждением…
И только теперь Моше понял, что предчувствие не обмануло его. Когда Юдит позвонила, чтобы сообщить о несчастии, он помолчал, опечаленный, потом спросил:
– Кто-нибудь там способен отпеть покойного?
Дочь не могла ответить ничего вразумительного, и у него вырвалось:
– Я приеду к вам!
Он сразу разволновался, еще не зная почему. Что-то в его мозгу, темное и насильственно задавленное, сопротивлялось этому решению. Однако, отступать было поздно.
– Еврей должен предстать перед Создателем ка-hалаха! – проговорил он, боязливо поглядывая вверх…
Раньше его отношения с Богом радовали Моше своей простотой и, как ему думалось, взаимной искренностью. Он делился с Ним ежедневными заботами, жаловался на ревматизм, на долгое отсутствие дождей, отчего осенняя одежда залеживалась в магазине, просил извинить небольшие грешки – завышение сорта кое-каких товаров, а также неспособность остановить свою руку, которая исподволь касалась груди молоденькой продавщицы.
Тот снисходительно слушал, обещал скорое похолодание, грозил в следующий раз строго наказать за обман и блуд, и в конце концов отпускал с миром, хотя оба помнили сказанное Коhелетом: «То, что было, то и будет».