Девять необычайных жизней принцессы. Гайя

Кортей Анна

«Если император сумел раздобыть цилиня, – рассуждала Га Юань, – значит, сумеет раздобыть и дракона. Уж одного-то его люди точно разыщут. Если я хочу, чтобы свадьба не состоялась, нужно действовать».

И тогда Га Юань решила взять судьбу в свои руки. Для начала требовалось убедить императора прислушаться к ней. Она начала с немыслимого: подошла к цилиню достаточно близко, чтобы дотронуться до него. В княжестве её отца водились дикие лошади, и потому она знала, как правильно поступить. Набравшись терпения, девушка завоевала доверие цилиня и гордо проехала на чудище

прямо на глазах у изумлённого императора. После этого Га Юань задумалась о следующих шагах. Одной убедительности не хватало, требовалась изобретательность.

Цилинь отвёз её к границе садов, к заснеженной горе. Внизу виднелось озеро в форме сердца. Замёрзшее озеро, окружённое лесом из берёз и отражавшее окрестное небо. Пусть и маленькое, оно напоминало ей другое озеро, то самое, что располагалось в стране Га Юань и что столько раз служило ей местом для тренировок в фехтовании.

Цилинь спустился к берегу, обошёл его рысью и замедлился, делая первые шаги, пробуя корку замёрзшего льда. Он шёл по озеру будто по зеркальной глади. Цилинь пересёк озеро, и Га Юань слышала, как от каждого шага стонет лёд, а от каждого удара копытом сотрясаются самые глубины озера.

Цилинь и княжна вернулись с прогулки только вечером, породнившиеся за день, как брат с сестрой. Император с восхищением взглянул на них, а затем спросил Га Юань:

– Что ещё невероятного ты умеешь?

Набравшись терпения, девушка завоевала доверие цилиня и гордо проехала на чудище прямо на глазах у изумлённого императора.

– Я умею читать будущее, – солгала девушка. – Будущее уже предрешено. Каллиграфию грядущего напишут летящие птицы.

И тогда император согласился распахнуть вольер, в котором обитали птицы. Они разлетались, громко вереща, а Га Юань притворялась, будто внимательно наблюдает за их полётом, будто читает рукопись, написанную в небе тайным алфавитом.

– Дракон спустится с небес, – объявила она. – На берег замёрзшего озера. Это случится через год. В день весеннего равноденствия.

Император упивался словами княжны, словно дурманящим пророческим нектаром. К следующей зиме он подготовил армию, чтобы встретить долгожданного дракона; и вот уже целое войско лучников окружало замёрзшее озеро. В кустах и деревьях прятались тысячи арбалетчиков. Оперение стрел сделали белым, а их кончики обмакнули в мощное снотворное зелье. Неподалёку, в засаде, ждали тысячи всадников, готовых действовать, как только дракон уснёт.

Однако в тот день, когда император открыл вольер, он и не заметил, что из него улетела одна окольцованная пташка. На лапке птенца с красным клювом висел крошечный пергамент, продетый в серебряное кольцо. Взяв свою самую тонкую кисть, Га Юань заботливо вывела послание для отца:

В следующее весеннее равноденствиеДворец останется без защиты.Это ИДЕАЛЬНЫЙ момент для нападения.

Силясь всё сделать правильно, она выбрала слово, которое старательно вывела своим каллиграфическим почерком чуть крупнее, чем остальные. ИДЕАЛЬНЫЙ. ИДЕАЛЬНЫЙ момент для нападения.

Когда

настало весеннее равноденствие, Га Юань едва исполнилось четырнадцать.

Надвигалась гроза. Небо искрилось от зарядов электричества.

Отец Га Юань с горсткой людей разбил ворота императорского дворца. Любой другой владыка воспользовался бы такой возможностью, чтобы захватить трон. Любой другой, только не он. Отцу Га Юань вполне хватало его маленького княжества. Он довольствовался тем, что уничтожил символы власти тирана, занимавшего дворец, начав с поджога тронного зала. Затем он проломил в нескольких местах стены сада, выпустив на волю обитавших там зверей. Дворец схлопнулся, как карточный домик.

Тем временем армия императора терпеливо ждала у озера. Дракон всё не появлялся, и императора начинало охватывать сомнение.

– Я стану приманкой, – наконец вмешалась Га Юань.

И вышла из тени.

Она в одиночестве пошла по замёрзшей корке озера. Княжна осторожно дошла до середины озера, выпрямилась и воззвала к небесам. Надвигалась буря; с севера, где она родилась, поднимался ветер. Га Юань развернулась к ветру лицом и, в знак неповиновения и мольбы, едва произнесла губами:

– Что-то… неизбежно… произойдёт…

Надвигалась буря; с севера, где она родилась, поднимался ветер.

И что-то действительно произошло. За горными хребтами появилась тень, подгоняемая непредсказуемыми порывами ветра. Затмив солнце, она, словно одеялом, накрыла озеро и его окрестности.

Га Юань взмахнула мечом. Это был сигнал, и император немедленно дал команду. Все лучники одновременно выстрелили в небеса. Они стреляли в то, что приняли за дракона, но что на деле оказалось лишь чудовищным грифельно-серым облаком, пронесшимся над их головами.

Тысячи стрел взлетели, озарив небо белым оперением, а затем обрушились на озеро.

Озеро, испещрённое тысячами металлических наконечников, застонало. Его поверхность покрылась трещинами, подобно пшеничным колосьям на ветру. Подобно мурашкам на шкуре только что проснувшегося животного. Корка льда, истончившаяся с приходом ранней весны, потрескалась и покрылась полыньями.

Га Юань тонула.

В тот же миг император почувствовал, как об его лакированную маску начали биться первые капли дождя. Вот-вот должна была разразиться буря, такая безумно яростная и безжалостная, что случается раз в столетие. Молния ударила посередине армии императора, разделив её пополам. В толпе разбегавшихся солдат показались две необыкновенные фигуры: лев, готовый исчезнуть в глубине леса, и цилинь, галопом пустившийся к озеру и нырнувший в глубины его талых вод.

Ни одна из стрел не попала в Га Юань. Она медленно погружалась в глубины озера, широко раскинув руки и раскрыв глаза. Она улыбалась.

«Я так и знала, – думала она. – Совершенства не существует. Доказательством тому то, что я не умею плавать».

Тем вечером, услышав о том, что сталось с его дочерью, отец Га Юань пришёл к тому же выводу. Он всю жизнь владел своими эмоциями, но теперь с трудом сдерживал слёзы. Князь поднял глаза к небу и посмотрел на серебряную реку Млечного Пути, лишь тогда позволив всему своему горю излиться из себя.