Девять правил соблазнения
Шрифт:
Сдержав улыбку от столь буквального перевода английского слова, Калли заметила:
— Я говорю не о спешке, а об опрометчивости. Импульсивности. Безрассудстве.
Джулиана наклонила голову, обдумывая новое слово, и покачала головой:
— Ничего подобного! Я ожидала, что брат еще раньше поймет, что не хочет видеть меня.
Девушка начала запихивать платья в сундук, а горничная, шокированная таким обращением с великолепными нарядами, бросила на Калли умоляющий взгляд.
Калли едва не рассмеялась, однако ситуация была слишком напряженной.
—
Джулиана подняла голову, на ее лице читалось полное неверие.
— Да? А ты видела, как он на меня смотрел? Разве ты не поняла, что Гейбриел на самом деле хочет, чтобы я уехала?
Калли не смогла сдержать улыбки при виде такого бурного проявления негодования — негодования, которое еще больше усилилось, когда девушка заметила, что Калли находит все это забавным.
— Тебя это забавляет? — возмутилась Джулиана.
— Нисколько... ну если только самую малость, — призналась Калли и торопливо добавила, увидев, что лицо девушки покрывается гневным румянцем: — Понимаешь, просто у тебя никогда не было старшего брата.
— Не было. Но оказалось, что он есть, вот только эта роль ему не очень нравится.
— Чепуха! Он тебя обожает. Они оба тебя обожают.
— Ха! Вот здесь ты ошибаешься! Я для них сплошное разочарование! — Джулиана вновь занялась своим гардеробом, и из глубины шкафа полетели туфли; теперь ее голос звучал приглушенно. — Я... не знатного происхождения... итальянка... католичка.
Перемежая английскую речь итальянскими словами, она продолжала швырять туфли за спину.
— Уверяю тебя, для Ралстона все это не имеет никакого значения.
— Ха! — Джулиана повернулась к Калли, тяжело дыша. — Возможно, и не имеет! Но могу тебя заверить: для него определенно имеет значение, что я дочь его матери... женщины, которую он презирает!
Калли покачала головой:
— Не могу поверить, чтобы он стал винить тебя в грехах вашей матушки...
— Тебе легко говорить, Калли! У тебя-то нормальная мать! — Калли промолчала, а Джулиана начала бросать туфли в сундук. — Наша мать была ужасной женщиной. Холодной и самовлюбленной. Я совсем плохо ее помню, помню только, что она носила с собой uno specchio — зеркальце... чтобы всегда иметь возможность полюбоваться собой. — Погрузившись в воспоминания, девушка заговорила медленнее: — Она терпеть не могла, когда до нее дотрагивались. Всегда боялась, что ее наряд помнут или испачкают.
Джулиана помолчала и добавила совсем тихо:
— Мне не позволялось до нее дотрагиваться. «У детей грязные руки, — обычно говорила она, — станешь старше и поймешь меня». — Девушка покачала головой. — Но я до сих пор ее не понимаю. Какая женщина не хочет, чтобы дочка дотрагивалась до нее? Чтобы сыновья обнимали ее? Почему она всех нас бросила? — Джулиана посмотрела на сундук, переполненный беспорядочно втиснутыми туда шелковыми и атласными платьями, туфлями и нижним бельем. — Я мечтала о братьях, которых я могла бы обнимать. Которые не ругали бы меня за беспорядок. Которые играли бы со мной
— Да, твоя мать сделала тебе такой замечательный подарок.
Калли присела рядом и обняла девушку.
— И теперь я все испортила.
Калли покачала головой:
— Ссоры случаются. Поверь мне, Ралстон не хочет, чтобы ты уезжала.
Джулиана подняла глаза, так похожие на глаза Ралстона, и грустно посмотрела на Калли.
— Я могла бы их любить.
Калли улыбнулась:
— Прекрасно. Так и должно быть.
— Но что, если здесь для меня нет места? Я совсем не похожа на них. А что, если для меня нигде нет места?
Калли прижала к себе Джулиану.
Так они долго сидели и молчали, и в какой-то момент Калли поняла, что только у Ралстона получится убедить Джулиану, что этот дом может стать ее домом.
Нужно срочно найти Гейбриела.
Глава 15
— Джулиана не заслужила такого обращения.
Ралстон отвернулся от большого окна, выходящего в сад Ралстон-Хауса, и посмотрел в голубые глаза брата-близнеца.
— Она назвала своего учителя танцев болваном.
— Если говорить откровенно, она была не слишком далека от истины.
Ник подошел к Гейбриелу и протянул ему бокал скотча, который тот охотно принял. Братья молча стояли у окна, наблюдая, как лучи солнца играют на листьях пышного зеленого сада.
После долгого молчания Ралстон спросил:
— Ты пытаешься ее защищать?
— Ни в коем случае. Но твоя реакция была излишне строгой. Джулиана гораздо более тонкая натура, чем кажется.
Ралстон отхлебнул виски.
— Если бы ты видел, какой убийственный взгляд она на меня бросила, ты бы не был так уверен в тонкости ее натуры.
— Может, скажешь, с чего ты так завелся?
— Нет! — жестко отрезал Ралстон.
Ник отошел от окна и удобно расположился в большом кресле у камина. Пригубив свой скотч, он вопросительно посмотрел на брата, ожидая продолжения. Взгляд, которым Гейбриел одарил Ника, не предвещал ничего хорошего, и другой на его месте поспешил бы покинуть комнату, но Ник лишь усмехнулся и с легкой издевкой произнес:
— Похоже, увидев меня танцующим с леди Кальпурнией, ты совершенно утратил свое хваленое самообладание.
— Ты преувеличиваешь.
— Не думаю, Гейбриел. Ты до смерти напугал аккомпаниатора, уволил месье Латюффа и, по сути, выгнал из зала сестру; я уж не говорю о твоем намеке на мое якобы не подобающее джентльмену поведение.
— Ты пытаешься отрицать, что совершенно неподобающим образом флиртовал с дамой? — Голос Ралстона зазвенел от напряжения.
— Флиртовал? Да. Неподобающим образом? Нет.
Ралстон вновь отвернулся к окну. Конечно же, Ник прав: ничего неподобающего в его легком флирте не было.