Девять правил соблазнения
Шрифт:
И только тогда, когда она полностью получила свое удовольствие, он взял свое, последовав за ней с силой, которой никогда не испытывал прежде. После этого Ралстон, тяжело дыша, упал на нее, и теперь ее грудь вздымалась и опускалась в унисон с его грудью.
Они лежали так несколько минут, и вот их дыхание выровнялось, и Ралстон, приподнявшись на локтях, посмотрел на лежавшую под ним Калли. И когда он смотрел на ее порозовевшую, с крохотными бисеринками пота кожу, видел ее удовлетворенную улыбку и слегка прикрытые отяжелевшими веками глаза, Ралстон вдруг неожиданно понял, что никогда
От этой мысли он вздрогнул как от ушата холодной воды.
«Боже мой! Она была девственницей, а я обошелся с ней как с обычной...»
Он покачал головой при мысли об этом, не желая заканчивать фразу. Сейчас Ралстон был противен самому себе. Калли доверилась ему, а он этим воспользовался. И где, черт побери! В мужском клубе! Боже, что же он натворил?
Когда до него дошел весь непоправимый кошмар произошедшего, Ралстон непроизвольно скрипнул зубами.
Калли услышала.
— Что-то не так?
Эти слова вернули его к реальности, и оказалось, что он не смеет посмотреть в глаза Калли. Так и не подняв глаз, Ралстон поцеловал ее в плечо и сел, отметив про себя, как не хочется ему отрываться от теплого и исполненного желания тела.
Он начал одеваться. Калли некоторое время вопросительно смотрела на него, потом потянулась к своей одежде. Он старался не смотреть на нее, но когда Калли отвернулась, чтобы надеть брюки, Ралстон понял, что это выше его сил. Он сгорал от желания снова прикоснуться к ней, опять заключить в свои объятия и вновь почувствовать, как ее нежная плоть раскрывается под напором его твердости.
Тряхнув головой, чтобы отделаться от фривольных мыслей, он начал завязывать галстук, краем глаза заметив, что Калли натянула рубашку, не перевязав грудь.
Она повернулась, чтобы взять свой жилет, и на мгновение встретилась с ним взглядом. Ралстон заметил печаль в ее глазах. Она уже сожалела о том, что произошло.
Наклонившись, он поднял холщовые полоски и разгладил в своих пальцах.
— Это тебе нужно?
— Нет, — мягко ответила она. — Твой плащ достаточно просторный, он все скроет...
Гейбриел свернул холст и, аккуратно засунув под жилет, нагнулся, чтобы поднять валявшийся на полу смокинг. И в этот момент он заметил лежавший под ним небольшой листок бумаги — тот самый, который заставил их ринуться в это безумное предприятие.
Ралстон открыл было рот, собираясь окликнуть Калли и отдать ей листок, но остановился, когда понял, что она намеренно избегает его взгляда. Она стояла, напряженно выпрямив спину, и, словно готовясь к сражению, быстрыми, немного нервными движениями закалывала волосы. Так и не решившись окликнуть ее, Ралстон сунул листок в карман жилета.
Калли обернулась лишь спустя несколько минут, и он был поражен той болью, которую увидел в ее глазах, блестевших от непролитых слез.
Он хотел найти самые правильные слова. Пусть нельзя ничего вернуть и исправить, но в этой ситуации он обязан был оставаться истинным джентльменом. И поэтому сказал то, что, по его разумению, обязан был сказать джентльмен, и то, что в подобной ситуации, как ему казалось, хотела бы услышать женщина. То, что должно было остановить слезы Калли.
— Пожалуйста, прости меня. Мы, конечно же, поженимся!
Повисла долгая томительная пауза. Калли с искренним недоумением смотрела на Ралстона, словно тот прямо на ее глазах внезапно лишился рассудка. Он ждал радостного вскрика, пылких объятий, даже, возможно, слез радости — словом, хоть какой-нибудь реакции на свое столь благородное предложение.
Но когда Калли, натягивая перчатки, заговорила, Ралстон услышал совсем не то, чего ожидал.
— Спасибо за исключительно поучительный вечер, милорд. Вас не затруднит отвезти меня домой?
Что ж, по крайней мере она не расплакалась.
Глава 19
— Что он о себе возомнил, этот надменный... надутый и чванливый фанфарон! — бормотала Калли себе под нос, яростно вытаскивая великолепные книги библиотеки Аллендейл-Хауса из книжных шкафов и безжалостно швыряя их себе под ноги. — «Мы, конечно же, поженимся!» Да я не выйду за него... даже если он... останется единственным мужчиной... во всем Лондоне!
Она сдула с глаз выбившуюся прядь и отерла запылившиеся руки о подол серого шерстяного платья, затем обвела взглядом библиотеку, в которой бушевала вот уже целый час. В библиотеке царил полный хаос. Книги были повсюду — на столах и креслах, некоторые сложены в стопки, но большая часть беспорядочными грудами валялась по всей комнате.
С того момента как несколько часов назад Ралстон, в экипаже которого в течение всей поездки царило ледяное молчание, подвез ее к Аллендейл-Хаусу и Калли тайком добралась до своей постели, ее раздирали два противоположных желания: залезть под одеяло и никогда больше оттуда не вылезать и немедленно отправиться прямиком в Ралстон-Хаус, разбудить хозяина и высказать ему все, что она думает о его благородном предложении.
Несколько мучительных часов она вновь и вновь прокручивала в голове события этой ночи, и слезы быстро высыхали от гнева, когда она вспоминала, как Ралстон все испортил.
Вместо того чтобы сказать какие-нибудь замечательные слова, уместные в подобной ситуации — например: «Ты самая бесподобная женщина, какую я когда-либо встречал», или «Как я смогу теперь жить, после того как обрел рай в твоих объятиях», или «Я люблю тебя, Калли, такой любовью, о которой не мог даже и мечтать», или даже «Может, нам стоит повторить?» — он взял и все испортил своими пошлыми извинениями.