Девять с половиной дней чужой жизни
Шрифт:
– А, может, я ему мало набил морду? – заволновался он. – Нужно было оторваться, как следует. И тебя за компанию придушить, как котенка. Если бы ты в тот момент была в сознании, тебя бы уже ничто не спасло.
– Господи, что ты говоришь? Ты дрался с ним? Гарри юрист и он в два счета посадит тебя за хулиганство и членовредительство, тем более на его территории, – от отчаяния она даже всхлипнула.
– Ой, как страшно. Замучается сажать. Вот за дверь, которую я вышиб, я готов заплатить. А ты что же, его защищаешь? Уж не жалеешь ли, дорогая, что я не дал осуществиться вашим планам на медвежьих
Она смотрела на него, выпученными от ужаса глазами и боялась даже пошевелиться. Горло сжимали железные пальцы. Одно маленькое движение с его стороны и ей придет конец.
– Отпусти, – прошипела она. – Я папе скажу.
– Ах да… Я совсем забыл про твоего папу, – пальцы его ослабли.
Почувствовав свободу, Сильвия на всякий случай отошла в другой конец комнаты.
– Ты давно взрослая женщина, а все время бегаешь жаловаться папе. У тебя своя семья, муж, наконец, которого ты должна хотя бы уважать, а не позорить… И запомни на будущее, я его нисколько не боюсь. Давно уже рассчитался за все и заплатил намного больше. Цена одной-единственной ошибки – моя жизнь, которую можно было сравнить с сущим адом, – он снова закурил, нервно затягиваясь дымом.
Ее нисколько не интересовали эти нравоучения. Почему она должна отвечать за чужие ошибки, обиды, предательство и прочие дела, к которым на самом деле не имеет никакого отношения? Ее роль в этом доме самая маленькая – изображать Женни, которая ничего не помнит и никого не узнает.
Во всем теле была невыносимая ломота. Может, он говорит правду? Ее и в самом деле всю ночь перегружали, как куль с мукой из одной машины в другую, бросали на пол, хоть там и была медвежья шкура, но это не спасло?
– Если бы ты только знал, как я от всего этого устала, – она закрыла глаза и потянулась, прогнувшись в пояснице, словно кошка.
Александр замер.
– А, знаешь, дорогая, кажется, я сам виноват. Если ты чего-то и в самом деле не помнишь, то сейчас самое время тебе напомнить.
– Ты о чем? – спросила она, все еще продолжая выгибать спину.
– О том, что у тебя есть муж.
Сильвия резко обернулась сразу же, как только до нее дошел смыл этих слов.
– Уже поздно. Давай продолжим этот разговор завтра, – робко предложила она, отступая к стене. – Я устала и хочу спать. Знаешь, не зря ведь говорят, что утро вечера мудренее.
Этого он уже не слышал, сжав ее в объятиях так, что у нее перехватило дыхание.
– Пожалуйста… – пыталась его образумить. – Прошу тебя… пожалуйста… я не могу…
– Почему? – спросил он, не отпуская ее.
– Пожалуйста, отпусти. Мне нельзя, – выпалила она одним духом.
– Что ты еще придумаешь? – спросил, ухмыльнувшись, и снова крепко прижал ее к себе.
Он целовал ее волосы, слегка покусывал мочку уха, скользил горячими губами по шее, все больше вовлекая ее в плен обоюдного желания. Она уже не могла с собой бороться, но мысль о том, что нельзя допустить эту близость, не давала покоя. Как она завтра посмотрит в глаза
– Александр, – лепетала она бессвязно, – прошу тебя. Все эти дни ты был со мной так нежен. Остановись…
Он и в самом деле остановился, немного отстранив ее от себя, и посмотрел в глаза, чтобы уже окончательно убедиться в том, что теперь навсегда и безнадежно утонул в этом зеленом омуте.
– А, кто тебе сказал, что я сейчас буду грубым? Я не собираюсь тебя принуждать, и, тем более, насиловать. Я буду сама нежность… – прошептал прерывисто и снова притянул ее к себе властным жестом.
Каждое его прикосновение все больше убеждало в том, что он предъявил серьезные права на то, что принадлежало только ему. Сильвия больше не могла сопротивляться, принимала его пьянящие поцелуи, даже не успевая отвечать на ласки. Весь мир сейчас был у ее ног. Мир безумства и блаженства. Все смешалось. И, рвущая сердце нежность, и восторг от того, что она принадлежит этому большому и сильному человеку и, всепоглощающая страсть мучительного предвкушения наивысшего апогея любви. Ощущения невиданной остроты подняли ее, оторвали от земли и закружили в огне ненасытного желания навстречу такой же страстной энергии, стремившейся к ней…
Она открыла глаза и сразу все вспомнила. Краска стыда залила щеки, хотя нисколько не жалела, что поддалась искушению Лукавого, получившего после грехопадения власть соблазнять людей.
– Проснулась? – Александр склонился над ней и пристально посмотрел в глаза.
– Доброе утро, – прошептала едва слышно и спрятала лицо на его широкой волосатой груди.
– Это полное безумие. Я готов поверить, во что угодно и даже в то, что ты на самом деле пришла из другого мира… – голос его срывался от волнения. Он обхватил ее лицо большими ладонями и приблизил к своему лицу, – но то, что происходит на самом деле, не поддается никакому логическому объяснению. Нам нужно очень серьезно поговорить. Я думаю, ты понимаешь, о чем я?
– Это совсем не нужно, – голос ее прозвучал тихо. В нем слышалась неприкрытая горечь и усилие, с которым она сдерживала слезы.
Александр долго смотрел на нее. Его взгляд выдавал все, что творилось в его душе.
– Ладно, – вздохнул, словно очнувшись от сна. – Сейчас все равно не получится. Мне пора. Давай отложим разговор до вечера.
Сильвия отрицательно покачала головой и снова спрятала пылающее лицо на его груди.
– Что значит этот жест? – он слегка отстранил ее от себя и обеспокоено заглянул в грустные глаза.
– Не уходи, – тихо попросила она и виновато улыбнулась. – Побудь еще немножко со мной… Как мне быть? Я не переживу нашу разлуку.
– Может, я окончательно сошел с ума? – спросил он после некоторой паузы.
– Нет, – тихо вздохнула Сильвия, – с ума сошла я. Похоже, со мной это слишком серьезно.
– Но нам, двум сумасшедшим, так хорошо вместе. Правда? Я хочу, чтобы так было всегда. Скажи, это возможно?
– Полное отсутствие разума сразу у обоих? – попытка пошутить прозвучала слишком грустно. В ней сквозило откровенное отчаяние. – Я думаю, это невозможно.