Девять в минуту. Наброски в дни войны
Шрифт:
Да пропадут все камни Реймсов и Лувенов, только бы сознали люди, что жизнь каждого человека, брата их, священна, — только бы сознали люди, что каждый человек храм Бога живого, и что каждый, разрушающий человеческую жизнь, совершает величайшее святотатство.
Реймсы и Лувеиы, и лучше их, люди создадут вновь, но ни одной погибшей жизни не вернуть, не создать им вновь.
НЕЗРИМОЕ УБИЙСТВО
В то время, когда там на войне льют человеческую кровь разными способами, здесь в тылу ее тоже льют другими, невидимыми способами: здесь страшно теперь усилилась, всегда ведущаяся, но обычно незаметная, война корысти, наживы с человеческой жизнью.
Торгаши-вампиры всех размеров,
И всего ужаснее, конечно, как всегда, незаметные страдания детей! Если при виде миллионов людей с перерезанным горлом, без ног, без рук, поднимается хотя бы в немногих еще душах, раздирающий крик ужаса, протеста и негодования, то ведь эти заболевания, эти смерти, эти длительные страдания, — они ведь совсем не видны... Никому не видно, что на кладбищах забелеют тысячи лишних крестиков, и кому какое дело, что миллионы детей, переживших эти ужасные годы, пойдут в жизнь истощенными калеками, рахитиками, туберкулезными, и огромная часть их погибнет, не дойдя до средины жизни...
Их десятки миллионов теперь в Европе — этих жертв незримого массового детоубийства, совершаемого на ряду с колоссальным взаимным убийством военным. Их убивают потихоньку, всеми за богатство свое почитаемые, убийцы, жертвующие потом из награбленных денег частичку на церкви, приюты, лазареты, на нужды войны, — их убивает всякий, кто, ради высоких цен, лишает этих маленьких мучеников мира хлеба, молока, одежды, сапог, дров, — всего, без чего детская жизнь чахнет от голода и холода.
ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ
В газетах напечатано сегодня известие о том, что какой-то инженер благороднейших Соединенных Штатов, пожелавших теперь присоединиться к общему побоищу, изобрел тетракол или тетра тол — или черт его знает как он называется! — новый разрушительный состав невероятной силы разрушения, превосходящий все, что было сделано до сих пор в этом направлении.
Газеты наши спешат поделиться об этом великом открытии наших союзников. И воображаю, с каким торжеством о нем напечатано во всех американских газетах! Тут все: и гордое самодовольство, что вот де знай наших, вот каковы мы, американцы,—вот каков наш гений! И радость захватчиков-грабителей: с таким средством можно будет оттягать хорошие куши из мирового разбоя! — И радость трусов: за таким способом никакой германский кулак не достанет нас и не вырвет у нас скопленную за три года наживу с европейской пролитой крови!
Отвратительная радость цивилизованных преступников, преступнейших из преступных!
Представляю себе этого инженера, готовящего этот состав, именно теперь, когда тетракол этот должен пойти прежде всего не на взрыв каких-нибудь горных пород, а когда он определенно готовит его сейчас для того, для чего, теперь все готовят в эти ужасные три года войны: готовит как страшнейший состав разрушения, чтобы разрушить жилища, города, села, гнезда человеческой жизни и культуры произведения величайшего человеческого труда, а, главное, для того, чтобы разрушить, издробить, разорвать на кровавые части человеческое тело, зачатое любовью двух соединившихся в святом таинстве брака существ, в муках рожденное матерью, ею нежно вскормленное, вспоенное, в величайших заботах, с величайшей любовью и самоотвержением матерью выхоженное, — разорвать
И эти составы готовят не в адских подпольях фантастические человекоубийцы, пожиратели людей, возведенные в миллионную степень убийственности Джеки Потрошители, Фра-Диаволы, Сашки Семинаристы. Ничего подобного. Над изобретением их, торжественно священнодействуя, работают в великолепных лабораториях ученнейшие германцы, англичане, американцы при свете бела дня. За приготовление этих составов для гигантского человекоубийства не только не вешают, не сажают на убивающий электрический стул (как сажают в Соединенных Штатах людей, убивших одного человека), и не арестуют даже, а, напротив, газеты звонят во все торжественные колокола об изобретении состава, могущего сгубить мириады жизней, как о величайшем празднике, величайшем благодеянии, величайшем подвиге, и на изобретателя молятся, как на Бога.
Уберите же из мирового лексикона слова: „цивилизация, культура, человечность, христианство, просвещение“. Довольно! Довольно! Довольно нам морочить ими друг друга! Пора нам видеть себя на чистоту! Наш мир убийц и трупов не имеет ничего общего с этими словами. Забейте наглухо ваши библиотеки, университеты и церкви. Они все ни к черту, если люди выходят из них с мозгами убийц, изобретателей орудий человекоубоя и одобрителей убийств. Культурных стран не существует больше. Черный людоед, поедающий с голоду своего пленного врага, в миллион раз выше ужаснейшего с академическим знаком университетского дикаря в крахмальной сорочке, готовящего состав для истребления, как крыс, миллионов людей-братьев.
НА ВЕРШИНЕ МИРА
Я вижу вершину высочайшей горы, и на ней три светящиеся небесным светом человеческие тени, взирающие на раскинутый перед ними мир.
И я слышу, как говорит один из них, сидящий неподвижно, со скрещенными руками, с недвижным взором, полным бесконечной скорби, устремленным в даль мира.
— Брат Христос! — говорит он. — Скажи, что ты видишь там?
И я слышу, как отвечает ему Тот, на голове которого терновый венец. И капли крови надают из-под тернии с чела Его на разодранный, окровавленный Его хитон:
— Я вижу миллионы людей, убивающих друг друга штыками, саблями, копьями, нулями, бомбами, минами, газами, всем, чем только они могут придумать убить друг друга. Все они — дети одного Отца и одной небесной родины — называют себя разными названиями: немцы, русские, французы, англичане, — и за это лишь они убивают друг друга. И перед братоубийствами священники их служат молебны Богу и Мне, прося Бога, Отца всех людей, и Меня, брата всех людей, чтобы мы помогли им победить — перебить побольше братьев, их. И Я слышу с смертельной тоскою, как эти несчастные братоубийцы называют себя христианами, последователями Моего учения, учащего любви всех людей, детей одного Отца, между собою, — учащего, что нет грека и еврея француза и немца, а есть лишь сыны Единого Отца Бога, — Моего учения, учащего о любви и к врагам, учащего об уничтожении не только всякого насилия и убийства, но и всякого гнева и всякой обиды в мире. Я вижу, что на шее у них надеты кресты в намять Моего распятия, в знак того, что они Мои ученики, а на груди у многих из них висят другие кресты за то, что они перебили своих братьев. Я вижу миллионы этих диких, темных, обманутых, ослепленных людей, детей одного Отца Бога, совершающих самые противные учению Моему дела и раздирающих дух Отца своего Бога своими безумными молитвами о том, чтобы Он помог им перебить друг друга. И люди эти все называют себя христианами!