Девять врат. Таинства хасидов

Лангер Иржи

А сам реб Менделе сказал о себе так: «Одной ногой я стою на Небе, а другой ногой — в глубочайшей пропасти ада. Не думайте, что это легко!»

И добавил: «Захоти я, всех людей мог бы сделать хасидами. Но это нежелательно».

Душечки усопших целым легионом приходили в Коцк. Длинной вереницей они толпились перед домом реб Менделе и ждали, бедняжки, когда подойдет их черед и его магической силой они будут исправлены. Сила его духа поистине была неизмерима. Он ведь с малолетства не думал ни о чем другом, кроме Господа Бога!

С трех лет он уже никогда ничего не просил у родителей. Он неустанно взывал только к одному Господу: «Господи Боже, дай мне кусок хлеба! Господи Боже, дай мне глоток воды! Господи Боже, я хочу то, Господи Боже, я хочу это!» И он продолжал выкрикивать свои просьбы до тех пор, пока добрый Бог не сжалится над ним и не пошлет к нему ангела-хранителя в образе папеньки или маменьки Менделичека и через них не пошлет ему то, о чем он просит.

Кроме учителей, уже упомянутых, у реб Менделе был еще один учитель. Учитель поистине необыкновенный.

Вы никогда не смогли бы догадаться, что им был не кто иной, как пражский Великий рабби Лёв. Дело в том, что реб Менделе когда-то был в Праге и вымолил на могиле рабби Лёва три благодеяния. Никто не знает — какие. Но с тех пор рабби Лёв считается учителем Менделовым. Кто хорошо знает сочинения Великого рабби Лёва, задумается над изречениями реб Менделе и тотчас согласится, что это именно так. Ведь именно благодаря ему по сей день в далеком коцком крае изучают сочинения нашего старинного пражского автора усерднее, чем где-либо в мире. Реб Менделе часто говорил, что истинный хасид должен иметь двух учителей: одного живого, другого — уже усопшего.

Реб Менделе был человеком немногословным. Мы, люди обыкновенные, выспрашиваем каждого незнакомца: «Фин вант зент ир? Виазой гайст ир?» (Откуда вы? Как ваше имя?) Реб Менделе спрашивал только так:

«Фин?» (Откуда?)

«Виазой?»(Как?)

И каждый обязан был это понимать…

Однажды кто-то в молитвенном доме совершал молитву Восемнадцати благословений. Эту молитву мы совершаем тихо, закрыв глаза и сложив руки на груди; мы стоим не двигаясь или бросаем тело взад-вперед, но всегда молимся исключительно шепотом и ничем молитву не разбавляем! Но тот человек молился громко и при этом неустанно взывал к Господу Богу: «Татеню, татеню — татенька, татенька!» Один ученик хотел было одернуть его, простака, попросить вести себя тише. Но реб Менделе удержал ученика, сказав: «Оставь его! Он будет говорить это так долго, пока оно станет правдой». Разницу между лентяем и человеком благоразумным реб Менделе определял так: «Поведение обоих со стороны выглядит очень сходным. Прежде чем они что-то сделают, проходит много времени. Однако причины тут совершенно различные. Благоразумному человеку для любого решения нужно время, чтобы хорошо подумать, прежде чем начать что-то делать. Тогда как лентяй столь ленив, что ему и думать не хочется».

Об одном известном ученом реб Менделе сказал, что это, дескать, «раввин в шубе». Что это значит? А вот что: «Люди либо борются с холодом, затопив дома печь, либо защищаются от него шубой. Тот, кто борется с холодом печным теплом, согревает и других людей. Но тот, кто от холода просто защищается, согревает только свое тело, а другие — пусть замерзают. Именно такой человек и есть этот святой, который мог бы светом своей души и своего сердца осветить весь мир, но он окутывает себя молчанием, как шубой, и все свое тепло оставляет исключительно для себя». В то же время молчание — святая вещь. «Молчание — это ограда, за которой простирается поле мудрости», — говорит Талмуд. Из Талмуда мы узнаем и другую интересную вещь о молчании — оно способно даже продлить нашу земную жизнь. Как сказано в Талмуде, смерть подчас ошибается и уносит человека, смертный час которого еще не пробил и который по праву и справедливости мог бы жить еще долгие годы на этой земле. Когда такое случается, ангел смерти поступает очень разумно — непрожитые годы несчастливца он присоединяет к жизни другого человека. Ими ангел — как рассказывается в Талмуде — продлевает век ученого. Подчас такой ученый в научном диспуте с коллегами имеет под рукой веский аргумент, каким он может поразить любого противника; однако он держит рот на замке и не произносит ни слова — хранит молчание. Вот какова цена молчания — оно продлевает жизнь. Стоит вам заглянуть в Талмуд, как вы в этом убедитесь сами… И святой Ари — да хранит нас Свет его заслуг — учит, что тот, кто может непрерывно молчать в течение сорока дней, обретает определенно дар Духа Святого. Кроме того, хорошо известно, что святой рабби Нахмен из Брацлава назначал кающимся день молчания вместо поста. Теперь, когда вы знаете, какая прекрасная вещь молчание, расскажу вам занятную историю о нашем реб Менделе.

Тогда Менделе был еще учеником Святого Иудеянина. Однажды он где-то встретился с реб Лейзром, внуком Проповедника Козницкого. Оба молодых святых сели рядом на лавке, всех хасидов отослали из горницы и остались одни. Сидели в молчании. Час молчали, два часа молчали. Хасиды с любопытством то и дело заглядывали в горницу, но реб Лейзр всякий раз прогонял их мощным мановением своей святой правой руки. Целых три часа оба святых сидели и молчали. Наконец Лейзр открыл дверь и сказал нетерпеливым хасидам: «Так! Теперь входите. Мы уже обо всем поговорили…»

Менделе не нарушил молчания. Он встал и молча отправился в Пшиску. Когда он пришел туда, Святой Иудеянин встретил его с непривычной радушностью. Он стал рассказывать Менделе забавные истории и после каждой, вопросительно глядя на гостя, ожидал, что тот скажет. Но Менделе не сказал ни слова. Он молчал, как каменное изваяние. Наконец учитель прямо спросил его: «Менделе, где ты научился так превосходно молчать?» Менделе открыл было рот, собираясь что-то ответить. Но тотчас раздумал — и продолжал молчать.

Стихи из библейской Книги Екклезиаста «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» [49] реб Менделе обычно произносил с восклицательным знаком. Тем самым императив в древнееврейском языке

придает стиху иное значение, и в переводе, пожалуй, он звучал бы так: «Пусть человек постоянно умножает свои познания — даже если этим он умножает свою скорбь!»

Однажды реб Менделе предложил ученикам вопрос: «Где есть Бог?»

49

Еккл. 1, 18.

«Где есть Бог? — Это же знает каждый ребенок! Бог есть везде».

Реб Менделе покачал своей мудрой головой. Ученики не поняли его. Он сказал: «Он там, где Ему позволяют быть».

Он в наших сердцах, если они не закрыты для Него.

Реб Менделе не придерживался предписанного для молитвы времени. Если бы он совершал утреннюю молитву в полдень, как, скажем, мы в Белзе, это могло быть оправдано даже предписаниями Шульхан аруха. Ведь и без того и Небе уже привыкли к тому, что империи хасидов посылает утреннюю молитву с небольшим опозданием. Но представьте себе, что реб Менделе — и, конечно, он подавал пример дли всех коцких хасидов — совершал «утреннюю» молитву чуть ли не вечером! Ибо молиться мы должны не только душой, сердцем и устами, а всем своим телом, всеми конечностями. Это естественно. Вы же знаете, как мы во время молитвы раскачиваемся во все стороны, трясемся, руками размахиваем. Но еще царь Давид — мир ему! — сказал в своих псалмах: « Все кости моискажут: Господи! кто подобен Тебе, избавляющему слабого от сильного, бедного и нищего от грабителя его?» [50] И как раз потому, утверждал реб Менделе, нам нужно молиться как можно позже. Все наши члены, говорил он, не пробуждаются одновременно, и утром, когда мы встаем, некоторые из них продолжают спать. Мы ходим, разговариваем, едим, работаем, а они, лентяи, все еще дремлют в нас. И пробуждаются они, пожалуй, только после полудня, если вообще не вечером, когда мы снова отправляемся на боковую. Если мы в самом деле хотим молиться всемисвоими членами и всемисвоими органами, мы, дескать, должны терпеливо дожидаться вечера. Конечно, с учением своего святого коцкие хасиды были вполне согласны. Но только представьте себе, что по поводу такого пренебрежения к нашим стародавним предписаниям касательно отведенного для молитвы времени говорили другие хасиды за пределами коцкого царства!

50

Пс. 34, 10.

Однажды, проснувшись ранним утром, реб Менделе сразу вспомнил, что нынче он решил совершить молитву еще в предрассветные сумерки, как тому положено быть. И он уже был готов идти в молитвенный дом, да вдруг в дверях повернул назад: дескать, его осенило занятное решение одной тойсфеси на эту тойсфес ему обязательно надо сейчас взглянуть, чтобы не думать о ней во время молитвы и не нарушать тем самым свои мысли о Боге. А вы знаете, что такое тойсфес? Это короткие комментарии к Талмуду, которые чем короче, тем непонятнее и тем труднее. Настоящие кроссворды. И какая же уйма комментариев была написана к этим средневековым глоссам Талмуда! Короче, реб Менделе, оставив дверь горницы открытой, вернулся, схватил соответствующий том Талмуда, открыл его на нужной странице и уставился на свою глоссу. К счастью, она довольно короткая. Без сомнения он вмиг с ней справится. Возможно, вы ее тоже знаете. Возможно, вы вспомните, что не раз читали ее и не обнаружили в ней ничего удивительного. Это всего лишь две с половиной короткие строки. Реб Менделе смотрит на эту маленькую глоссу, которая теряется в большом томе, как капля в безбрежном океане. Ногу он поставил на стул и, согнув ее под прямым углом, положил на колено, как на устойчивую подставку, раскрытый том Талмуда. Под мышкой он держал мешочек, в котором были сложены его молитвенная накидка, то есть талес, и молитвенные ремешки, тфилин. Ведь он сейчас пойдет в синагогу совершать утреннюю молитву. Нынче непривычно рано. Но пока он все еще стоит и стоит, склонившись над своим коленом, на котором лежит открытый том Талмуда. Реб Менделе стоит неподвижно, словно изваяние, губы его сжаты, а взгляд устремлен на эти две с половиной строки. Он стоит и стоит, и никто, естественно, не осмеливается ему помешать. Наконец он выпрямляется. «Теперь мне все ясно!» — заявляет реб Менделе радостно. Оглядывается вокруг. Все еще сумерки, как тогда, когда он открыл книгу. Однако это были уже предвечерние сумерки… Еще счастье, что было лето и день достаточно длинный, чтобы ему хватило времени понять две с половиной строки в святом Талмуде. А случись это зимой, когда день короток, возможно, коцчане в этот день и не читали бы утренней молитвы. Вскоре на небе высыпали звезды, и настал час молитвы вечерней. Но поначалу они все-таки прочли свою утреннюю, хотя и в большой спешке.

Конечно, вы не могли не заметить, что я, рассказывая о коцких святых, уже долгое время не использую титул «святой», хотя такой человек, как реб Симха-Буним, вполне его заслужил. Однако не думайте, пожалуйста, что такое упущение с моей стороны вызвано каким-то безбожным непочтением к ним. Нет, напротив, уверяю вас, что людей из Коцка я уважаю вовсе не меньше иных праведных и верующих. Особенно теперь, в последнее время. Ведь кто хоть раз отведал белзской каши, тот уже никогда в жизни не скажет о коцких людях, что это святые.