Девятая директива
Шрифт:
Его лицо окаменело:
— Но я принял все меры…
— Впрочем, так и должно было случиться. Как только вы санкционировали операцию, я исчез из отеля. Впервые за две недели она меня упустила и, наверно, билась в истерике. Я связан только с вами. она это знает, я ведь вас искал, когда в первый раз встретил эту Мэйн в посольстве. Упустив меня, она и ее люди стали следить за вами. Мне надо знать, зачем я ей так нужен.
Он не стал испытывать мое терпение и не спросил, откуда мне известно, что за ним следили. Я-то нутром чувствую, работа такая. А он не оперативник, вот и не заметил, что
— Я весьма сожалею…
— Не имеет значения, — сказал я. — Вы же не оперативник. Потому я и прихожу всегда после вас. Что ей надо?
— Я не знаю.
Он ответил сразу, и я понял: не врет. Такие вещи надо знать точно. Хороший руководитель операции не станет давать агенту лишней информации, он расскажет о риске и опасностях ровно столько, сколько нужно. Агент-оперативник похож на хорька, которого запускают в нору. Ему не говорят, что на другом конце норы его, может быть, ждет собака. Собака — забота руководителя операции.
— Но у вас есть хоть какие-нибудь мысли на этот счет? Вы никогда не участвовали в таких операциях. А я сейчас каждый миг рискую собственной шкурой.
Я видел, что Ломэну не по себе: он не на шутку встревожен своей промашкой — не обнаружил слежки. Ладно, пусть тревожится в следующий раз, сейчас я должен еще кое-что выяснить.
— Как вы не понимаете, Ломэн, она хочет что-то разнюхать. С той самой минуты, как я начал выполнять задание, она и ее люди следят за мной. Похоже, кто-то решил поживиться за наш счет. Если им поручено обеспечить безопасность Представителя, пусть делают это сами. Вы знаете, что может произойти: они помешают мне, операция провалится — произойдет национальная трагедия.
Он испытующе заглянул мне в глаза и следующей фразой нарушил инструкции: он был один и не мог обеспечить безопасность агента — его заботы становились моими.
— Они не занимаются обеспечением безопасности Представителя.
— Вы уверены в этом или это ваше предположение?
— Я вам уже говорил, твердо я ничего не знаю.
Вы спросили, что я вообще об этом думаю. Виниа Мэй и ее люди не пытаются ничего узнать о Представителе ни от меня, ни от других. Их не интересуют ни меры по обеспечению безопасности Представителя, ни маршрут кортежа, ни Куо.
Чтобы доказать мне, что он как руководитель операции чего-то стоит, Ломэн наставительно добавил:
— Вот почему я ничего не отвечал, когда вы дважды меня спрашивали об этой женщине. Полагаю, она и ее люди выполняют задание, не связанное с вашим, и не будут вам мешать. Я и сейчас в этом уверен и считаю своим долгом сказать: забудьте о ней, сосредоточьтесь на операции.
Но я уже видел, что он сейчас расколется, и решил не терять времени на болтовню:
— Пока вы будете играть в свои игры, Представителя убьют. Может, и меня заодно. Если они никого не охраняют, то чем они, спрашивается, занимаются?
— Они охраняют…
— Но вы же сами сказали…
— В их задание не входит охрана Представителя. Они охраняют вас.
Ничего себе поворот
Похоже на правду. Они не отставали от меня ни на шаг: Меченая, худой и косолапый. Они видели, что я веду Куо, но Куо их нисколько не интересовал. Женщина даже была в аэропорте: “Я думала, вы собираетесь улетать”.
Поникшие воздушные змеи вдруг слегка всколыхнулись.
Мы слишком опытны, наши звериные инстинкты слишком сильны. Не знаю, как точно объяснить. Может, это опыт, но такой, что становится почти инстинктом: мы, оперативники, живем и действуем в джунглях.
Сквозняк качнул воздушные змеи. “Чула” и “пакпао” затеяли тихий танец-гротеск: кто-то приоткрыл дверь.
Я повысил голос:
— И пусть не мешают. — Ломэн страдальчески скривился — видно, решил, я и вправду рассвирепел. — Уберите эту Меченую и скажите ей, пусть нянчит кого-нибудь еще — я уже большой. Если меня надо охранять, так только от нее. Уберите ее немедленно, слышите, Ломэн.
Я забрал у него фотографию и отвернулся:
— Даю вам десять минут. А потом уйду я. Без “хвоста”.
По гостевому пропуску я прошел на стрельбище. Хозяин оружейного магазина, следуя моим инструкциям, прислал “хускварну” с оптическим прицелом прямо в стрелковый клуб.
За два часа я сделал около шестидесяти выстрелов, пока последние десять не легли в “десятку”. Этого достаточно.
Я готов к встрече с Куо.
Просить кого-нибудь доставить мне “хускварну” в нужное время было рискованно: ни в моей конуре, ни на складе некому хранить винтовку до моего возвращения. Больше мне идти некуда. Я сунул “хускварну” в машину, доехал до новой стоянки недалеко от Линк Роуд и прошел три квартала пешком, проверяя, нет ли за мной слежки.
В Бангкоке храмы украшены золотыми башнями, а оружие профессиональных убийц — изысканно подобранной золотой парчой.
Наверно, я был похож на неудачливого торговца, когда шел по улице, держа под мышкой свернутый в рулон дешевый ковер.
11. Маршрут
Накануне решающего дня мы последний раз встретились с Ломэном в полночь двадцать восьмого числа. Он был встревожен новостями, переданными по радио несколько часов назад.
Казалось, его знобит даже в жаркой духоте склада. На фоне раскрашенных воздушных змеев лицо его напоминало белый бумажный круг. Весь лоск с него сошел, только глаза лихорадочно блестели. На лице ясно отражалось все, что он пережил в эти дни, постепенно понимая, в какую историю влип, когда предложил в Управлении лично руководить оперативником, чтобы устранить угрозу убийства.
Ломэну случалось руководить крупными операциями, когда от него зависела жизнь многих агентов. Тот факт, что погибло за все время только трое, безусловно говорит в его пользу: всякий менее способный руководитель угробил бы гораздо больше людей, добившись тех же результатов. При проведении этих операций Ломэн рисковал и своей жизнью.
Но он никогда не работал под угрозой провала, который будет иметь мгновенную огласку: ведь речь идет об охране человека, чья гибель могла потрясти весь цивилизованный мир.