Девятая квартира в антресолях II
Шрифт:
– Левушка, как кстати! Ничего не могу. Держат, аспиды, в четырех стенах, да еще дознание завтра. Помогай, друг. Ты будешь моими руками нынче.
– Да что стряслось-то? Отчего полиция в доме?
И Савва рассказал. Он со старшими девочками подъехал в тот вечер к даче, когда там было уже полно полицейских. О случившемся он составил себе представление из обрывков рассказов жены, слуг и вопросов следователя. Феврония собиралась выйти к столу, когда услышала крики – сначала внизу, потом на улице – и выглянула в окно. С удивлением, она успела заметить, как обе ее младшие
Тут как раз подоспели их ближайший сосед со слугами и местные мужики, одного разбойника схватили сразу, по горячим следам. Его жертвами стали повар с проломленной головой, попытавшийся защищать женщин, оказавшихся рядом с ним в кухне, и кухарка с Дашей, отделавшиеся обмороком и легкими ссадинами. Когда прибежали люди, повар был еще жив, и теперь над ним колдовали лучшие московские хирурги, и надежда пока оставалась. А тех двоих, кто орудовал у них в доме, ищут до сих пор. Кроме гувернантки за ними тянулся кровавый след по всей губернии, видимо они совсем обезумели и шли, не оставляя свидетелей, нападая даже средь бела дня, напролом.
Девочки перенесли случившееся без видимых потерь, хоть Настя и плакала постоянно, к тому же они оказались единственными, хоть и малолетними свидетелями. Показаний с них официально брать никто не посмел, но Шурка довольно подробно описала бандитов, и эти описания полностью совпали с полицейскими бумагами на сбежавших острожников. Савва тут же увез все семейство обратно в Москву, ночевать в том доме было немыслимо. Домашний доктор долго ругался на него за это, опасаясь за состояние подопечной. Феврония лежала теперь в соседней комнате, Савва больше не хотел отпускать ее от себя дальше, чем за пределы слышимости. Дверь была приоткрыта.
– Милая, ты спишь? – спросил он, чуть повысив голос, когда закончил горестный рассказ.
– Нет, совенок. Кто там у тебя?
– Левушка приехал. Можно мы зайдем к тебе?
– Как я рада ему! Конечно, идите.
Феврония в домашнем платье полулежала на кушетке с высокой спинкой, рядом лежала раскрытая книжка.
– Посидите со мной, – сказала она мужчинам. – Совсем не могу читать, ни одного слова не понимаю, забываю сразу же, что там было до этого, – пожаловалась она с беспомощной улыбкой.
Савва подсел к ней и молча стал целовать пальцы.
– Бедная девочка! – в голосе Февронии послышались слезы. – Моих защитила, а сама…
– Вороненок, не плачь, тебе нельзя, доктор велел, – Савва сам готов был заплакать.
– Хорошо, хорошо, – соглашалась с ним жена, гладя по плечу.
– Господи! – не выдержал вдруг Савва, и сдерживаемое рыдание вырвалось наружу. – Что я скажу ее родителям?
– Ну, не убивайся ты так! – теперь жена успокаивала мужа. – Что же ты мог, милый? Это же случай! – Она помолчала. – А родителей нет у нее, только тетка в Воронеже, надо бы телеграфировать. Ведь все хлопоты мы на себя возьмем, да, Саввушка?
– Да что ты говоришь, это само собой, – Савва потер лоб. – Вот ведь как. А я даже не знал.
– Учиться дальше хотела, все деньги откладывала… Да…, – вздохнула Феврония.
– Да, друзья мои, пока все эти дела не закончатся, можете полностью располагать мной, – Лева хоть чем-то хотел облегчить ситуацию. – Я в Москву надолго. Сколько нужно, столько пробуду.
– Видишь, как обернулось, не до переделок нынче, – вздохнул Савва. – Придется отложить. А новый дом загородный мне к будущему лету построишь? В тот мы не вернемся, нет.
– Вот они, твои предчувствия, Савва! – вспомнил Лева.
– Да вообще все как-то катится не по-людски. Как полоса какая! – возроптал Савва.
– Мужчины. Мужчины! – Феврония приподняла брови. – Что за настроения? Уж вам-то не пристало кликушествовать, право слово. Давайте думать, что если уж полоса, то за ней будет другая – светлая!
– Ты у меня известная оптимистка, – погладил жену по щеке Савва. – Если бы так.
– Так, – твердо сказала Феврония. – И только так. За ночью всегда приходит рассвет, за болью – радость и надежда. Во всяком случае, я желаю жить именно в таком мире. И мы все-все должны пережить с божьей помощью. И со временем на душе станет лучше, я знаю. Если хотите, то я обещаю вам это!
– Перебирайся-ка в Москву, Левка! – вдруг невпопад предложил Савва. – Я ведь теперь своих надолго не оставлю.
***
Лиза впервые поругалась с Лидой. Причем из-за такой ерунды, что даже сказать стыдно. Да и не то, чтобы поругались они, нет, конечно. Просто не сошлись во мнениях. Но Лиза, первый раз за много лет, не смогла понять подругу и ушла от нее с чувством, похожим на обиду. Скорей – на досаду. Или на то, что она запачкалась в чем-то. Но, может быть это гордыня? Может быть были правы они, а Лиза, действительно, «чистоплюйка»? Но, теперь все по порядку.
Именно это «они» и стало началом раздора. Лиза, зайдя к подруге, застала у нее всю давешнюю компанию – Кириевских и Хохлова. Мать Олениных уехала в город, она теперь дважды в неделю забирала Леночку из Института и возила ее к доктору, там они занимались речью. Потом они где-нибудь перекусывали в городе, мать везла ее обратно в Институт и домой возвращалась только под вечер. И сегодня дома хозяйничала Лида. Она наварила картошки, а к ней предполагалось подать селедку.
Лиза сразу почувствовала некую напряженность, которая уже проскальзывала раньше и только усилилась с прошлого раза. Она как будто оказалась одна против целостной и какой-то помимо нее сложившейся компании. Даже Алексей, который неотлучно выполнял роль ее «рыцаря», все-таки неоспоримо был частью этого, вновь образовавшегося сообщества. А Лиза была инородным здесь телом, и она ощущала это почти физически. Хотя никто, кроме Хохлова, этого не позволял себе ничем выражать.
– Изволит ли барыня откушать картохи с холопами? – не удержался от выпада Хохлов.