Девятая рота. Дембельский альбом
Шрифт:
— Кристинка! Киска! — За стойку бара заскочил рыжий пацан, один из подручных Быкалова, и жестом хозяина хлопнул ее по обтянутой мини-юбкой попе. — Набулькай-ка мне полтинник «Бурбона». Ну чего, сегодня ко мне рванем? — Он чмокнул ее в обнаженную шею, поднял с пола и подал девушке упавший шейкер. — Я тебя съем, красная шапочка!
Лютаева передернуло. Что с ней разговаривать! Такая же мурмулетка, как все. Недаром в дембельском альбоме Джоконды столько бабских фотографий — он отбирал у ребят снимки девчонок, которые их бросили. Больше половины альбома занимали их мордашки.
Олег
Лютый сидел в комнате общежития — уже в своей комнате — и рассматривал фотографии погибших друзей, запивая все это дело водкой. А водка — тварь такая — не брала, не цепляла.
Дембельский альбом Джоконды — вещь чрезвычайно поучительная и располагающая к философским обобщениям. Не альбом, а информация к размышлению. Было Лютому что вспомнить, — за спиной осталась афганская война. И на ней он чувствовал себя, как ни странно, вполне комфортно. Воевал, потому что воевалось, потому что получалось. От хорошо сделанной работы он даже ловил кайф. И ощущал, что кому-то нужен, знал, что делает важное дело. Он часто задавал себе вопрос, кто победил в этой войне? И неизменно отвечал на него: мы победили.
Победили, черт побери! И не была эта бойня бессмысленной, как утверждают многие. И доведи бы мы дело до конца, до логического завершения, прекратилась бы на территории Афганистана междоусобная резня! Спровоцированная, кстати, американцами с одной лишь целью — окончательно расколоть аборигенов, загнать их навсегда в горы и разместить в Афгане свои военные базы. Советский Союз — как бельмо на глазу у США. Для Америки занять Афганистан значит подпереть вплотную СССР натовскими ракетами с юга.
Нет, не он зарывался в геополитику, не хотелось ему вникать в суть государственных задач. Просто он знал, вернее, чувствовал, что мы — победили. И что теперь? Войны больше нет. Соскочил он с нее, как с поезда, и оказался на задворках жизни!
А тут еще этот Быкалов. Правильные вроде слова говорит. А где гарантия, что он не такой же клоп, как буржуи или чиновники? Может, он сам только и думает, как поскорее собственный кейс чужими деньгами набить, а прикрывается борьбой за народное счастье и восстановление справедливости. Нет, в этой жизни никому верить нельзя, все больше убеждался Лютый!
Коммунисты, не все, а те, которые при власти состоят, на себя одеяло тянут, а бандиты и цеховики, окончательно осмелев в неразберихе перестройки, — на себя. И при чем же здесь идеология? Деньги всему голова. Только деньги.
Дверь открылась, и в комнату заглянул Николай Пахомыч, заводской литейщик, к которому Олега прикрепили в качестве ученика. Одновременно старый мастер соседствовал с ним по общежитию. У него была вредная привычка без стука заглядывать в чужие комнаты. Вот и теперь он, не спросясь, возник на территории Олега.
— Все пьешь, солдат, — с укором сказал он, подходя к столу, за которым Олег принимал спиртное. —
— Пахомыч, — Лютый поднял на него грустные глаза. — Не трави душу, не надо.
— Чего не надо? Сопьешься на хер! Жизнь себе искалечишь!
— А кому она нужна — моя жизнь? Лично у меня ее вообще никогда не было. — Он налил себе еще сотку и выпил залпом.
Ставя стакан на стол, неловким движением смахнул альбом, и тот полетел на пол, раскрылся. Из него вывалилась фотка. Воробей… Володя Воробьев улыбается со снимка, с залихватским видом держа наперевес ручной пулемет.
Лютый поднял альбом, отер рукавом пыль с переплета. Бережно взял в руки фотокарточку.
— Это что за орел? — заинтересовался дед фотографией.
— Не орел, а Воробей, — машинально поправил его Олег.
— Это он-то — воробей? — недоверчиво усмехнулся Пахомыч, заглядывая через плечо. — Оскал звериный у твоего воробушка.
— Николай Пахомыч! Не трави душу, — снова осадил его Лютый. — Что ты понимаешь?
— А где он сейчас, этот парень? В бандитах небось…
— В земле он лежит под красной звездой. Погиб…
— Там погиб? В Афгане? Расскажи!
— Нечего рассказывать. Перебьешься, — сказал, как отрезал, Олег, продолжая рассматривать фотокарточку.
Сделан был снимок перед тем самым, последним боем на высоте 3234, господствующей над дорогой в провинцию Хост.
Афганистан. Дорога на Хост.
Высота 3234. 1989 год.
«Черные аисты», исламские спецназовцы, прошедший подготовку на военных базах Пакистана, ползли на них со всех сторон, как черные пауки. Какие, к черту, «Черные аисты» — пауки и есть. И сколько их ни били пацаны из девятой роты, сколько ни забрасывали фанатами, ничего их не брало!
Твари эти вновь и вновь вырастали, словно из-под земли, лезли из всех щелей, упрямо карабкались на высоту, скользкую от крови наших ребят. Они подтащили безоткатные орудия, лупили из гранатометов, шпарили из своих М-16, не жалея патронов. Все меньше слышен русский мат, со всех сторон доносится клич «Аллах Акбар».
Десантники пережидали взрывы, привставали и короткими очередями косили приближающихся наемников. Но арабы уже прыгали в окопы. Пацаны, пригнувшись, отступали в обе стороны, отстреливаясь из-за каждого угла. Над извилистыми ходами, прорытыми в каменистой почве, тут и там мелькали каски бойцов и арабские клетчатые платки. Никто не рисковал выскочить на открытое пространство: противники перестреливались, перебегая с места на место, выныривая по плечи лишь на сотую долю секунды с автоматом и снова приседая. Неожиданно из занятых арабами ходов вымахнул наверх Воробей и побежал к своим. Тотчас очередь наемника прошила ему ноги. Вовка упал, выронив автомат, и пополз на локтях, волоча за собой неестественно вывернутые конечности.