Девятое имя Кардинены

Мудрая Татьяна

— У вас завидное чувство юмора… «После того я работала на вас, но с информаторами Братства. Собственно, Оддисена имела полное право давать мне задания, также как она дала мне защиту от допросов. Но я хотела оставаться независимой от нее».

— «Защита: диксен?»

— «Вы наслышаны о том больше меня. В общем, когда ваша радистка меня провалила, это…»

— Как? Мне не говорили.

— «Выдала на допросах. Баста! Я ее любила, забудьте мои слова. Меня оставили в живых благодаря непреходяще ценной информации о Братстве Зеркала. Позже

именно Оддисена навела красных на мою камеру. Так что неясно, кто кому должен быть благодарен: я Братству или Братство мне».

— Это оно направило вас сюда?

— Некорректный вопрос. Неужели то, что я дочь вашего друга Эно Эле, не вполне оправдывает мое появления здесь?

Она положила ручку на лист.

— Появление — да, но желание сделаться профессиональным армейцем — не сказал бы.

— Почему? Я иду по пути шаолиня, отменно езжу верхом, владею многими видами огнестрельного оружия. Холодного — тоже, — она усмехнулась как-то зыбко.

«А глаза у нее блестят диковато, — подумал президент. — Лихорадочно и не как у здоровой».

— Я могу сделать вас младшим офицером… лейтенантом. Не более.

— Вы что, не знаете, какой у них средний срок выживаемости в боевых условиях? Две недели. Мне с моим залеченным туберкулезом врачи отпустили от своих щедрот лет пять, и то я считаю, что мало.

— Тогда на какой пост в нашей армии вы претендуете?

— «И какое место вы занимаете в иерархии Оддисены, чтобы диктовать мне условия?»

— Вопрос мало того что некорректный, так еще и грубый, гражданин главнокомандующий. Дайте-ка я сожгу бумагу, чтобы не соблазняла.

Женщина достает зажигалку и щелкает ею. Бумага в пепельнице медленно чернеет и съеживается, поедаемая огнем.

— Вы курите?

— В порядке исключения: одну особую травку, когда шибко раскашляюсь. Так вот, отвечаю на ваш устный вопрос. Я предлагаю вам свои услуги в качестве командира кавалерийского корпуса.

— Не мне, государству Эдинер, — поправил он машинально. («Что я несу и какой, к дьяволу, корпус?», — подумал он.)

— Избавьте меня от этой новомодной клички. Ваша провинция — часть архипелага Динан, Великой Земли Динан. Так вот, к делу. У меня десять тысяч сабель под рукой, и шпаг тоже. А когда это черные конники Кертсера и северяне отряда Нойи Ланки, оно кое-что да значит в горах!

— Постойте, так это вы ина Та-Эль Кардинена? Я думал, мой секретарь по ошибке записал двух на одной строке и под одним номером. Кардинена. Девять жизней?

— Нет, семь. Все ж на две меньше, чем у кошки из пословицы.

Она сделала паузу.

— Это меня Керт так прозвал. Его часть стояла под Ларго среди прочих, но они эросцы, народ независимый, у них свои особые счеты и со своим «ханом ханов», и с кэлангами. И у Нойи тоже. Он с лэнского севера, и люди дядюшки Эйтельреда что-то там пожгли и кое-кого поубивали у него на ферме, когда брали власть во времена его и моего детства.

— Керт меня, полумертвую, тащил из подземной

камеры и отвозил в госпиталь, а потом и из госпиталя украл, когда понял, что мне там скверно, — прибавила она. — Первое, что я ощутила, когда пришла в себя по-настоящему, — это как колышется моя люлька меж двух иноходцев. Точно в давнюю старину, подъезжали всадники и всовывали в меня еду и питье. На привалах меня отвязывали и выпрастывали из пелен, Керт самолично разминал мне мышцы, массировал и разглаживал кожу. Кумысу в меня влили столько, что все внутренности подплыли.

— Потом меня стали привязывать уже к седлу одного из моих квадрипедантов. Потом… потом они открыли, что я и без веревок держусь на коне, да еще получше большинства из них. И стреляю, и работаю клинком. Выучка та же, что и у них, но более тщательная. Словом, к тому времени мы вполне освоились в лэнских горах и пережимали горло последышам Эйтельреда.

— Я понял. Это именно Кертсер был из народных бригад.

— И да, и нет. Как две буквы не вполне тождественны одной. Впрочем, вы опять проявляете излишнюю любознательность. В общем, кто мы ни есть, но мы предлагаем вам свои услуги, а далее дело ваше. Города брать нам пока не по зубам, но в горах работаем не хуже иных прочих. А то и получше.

— Что же, цель у нас одна.

— Не совсем. Ненависть — да, одинаковая. Но у моих в Лэне и Эро семьи, их надо кормить и обеспечивать на случай потери кормильца, а в смутное время это стоит весьма дорого. Мужчина живет с войны, сами понимаете.

— Наемники?

— Именно. Моим всадникам — десятая часть добытого, считая выкуп за военных пленников. Мне как комиссару и имаму в одном лице сверх того, что я сама беру из денежной и продуктовой десятины — все книги, как полководцу — лошадей и оружие по выбору.

(«Так вот оно что! У нее шпага в тросточке, рапира без гарды, — догадался Лон. — Хороши раззявы мои телохранители, нечего сказать. Или не посмели отнять?»)

— А сейчас что вы с меня возьмете за страну Лэн?

— По тарифу, естественно. В качестве аванса, пожалуй, сгодится старая усадьба отца моей матери в Ано-А. Если, разумеется, ваши народные патриоты там не слишком насвинячили. Должна я, по-вашему, вывезти семью из лесной деревни и устроить прилично или нет?

Лон Эгр поднялся, сказал холодно:

— Что же, я полагаю, мы примем ваши условия. В такой сложной обстановке, как лэнская, стоит иметь поддержку в лице… партизанских соединений, подобных вашему. Пока мы заключили с войсками старого правительства, оккупировавшими город Лэн и его окрестности, перемирие на полгода; вам придется тоже его соблюдать и по этому поводу не ввязываться в локальные стычки с бандами всех цветов и мастей. До конца лета, кстати, подлечитесь и устроите свои имущественные дела.

— Значит, открытия сезона ожидаем где-то в августе. Не самое удобное время для охоты в горах. Ладно, да будет со всеми нами Бог, что держит землю нерушимо!