Девятое правило волшебника, или Огненная цепь

Гудкайнд Терри

С бешено бьющимся сердцем, Ричард выбежал из палатки в тот момент, когда второй крик прокатился по лагерю, словно стараясь добраться в каждый темный уголок, чтобы наполнить его невыразимым ужасом.

С вечера для него установили дополнительную палатку, стоящую вне ряда, немного в стороне от других. Снаружи он увидел стоящих в темноте солдат, их глаза были широко раскрыты, все они напряженно чего-то ожидали. Среди них был и генерал Мейфферт.

Ричард увидел на небе первые признаки наступающего рассвета — точно такого

же, как в утро исчезновения Кэлен. Женщины, которую он любил. Женщины, которую все остальные забыли и даже не пытались вспомнить. Если она кричала, звала на помощь, ее никто не слышал.

Внезапно крик оборвался, словно умер; мир накрыла тьма, что была чернее самой черноты. Тьма, похожая на чернильное небытие мира мертвых, мира несчастных, навсегда потерянных душ. Ричард задрожал, когда его тело почувствовало легкое прикосновение, словно выходец из иного мира коснулся мира живых обещанием скорой встречи.

Тьма рассеялась так же быстро, как и появилась. Солдаты озирались друг на друга, и ни один не произнес ни слова.

У Ричарда появилась мысль, что у гадюки теперь осталось только три головы.

Лица повернулись к нему, на каждом был ясно виден один и тот же вопрос.

— Владетель забрал свое, — пояснил Ричард. Он видел, что все внимательно прислушиваются. — Радуйтесь, что среди живых теперь нет еще одного злого человека. Все эти люди тоже могут умирать, несмотря на то, что защищают смерть.

Солдаты улыбнулись, шепотом выразили свое согласие, и начали расходиться по палаткам, чтобы попытаться спасти то, что еще оставалось от их утреннего сна.

Генерал Мейфферт встретил пристальный взгляд Ричарда, прижал кулак к сердцу и тоже скрылся в своей палатке.

Казалось, лагерь состоит только из палаток и фургонов. В светлеющей ночной темноте Ричард заметил Никки, бегущую прямо к нему. В том, как она выглядела, было что-то совершенно необычное. Возможно, это были остатки испытанного ею гнева, но в темноте трудно было понять наверняка.

Развевающиеся светлые волосы напомнили ему о ночном хищнике, надвигающемся на него, состоящем их напряженных мускулов и когтей. Заметив залитое слезами лицо, сжатые зубы, убийственную ярость, угрозу, беспомощность и еще что-то непонятное в ее глазах, он молча шагнул в сторону, приглашающее откинув полог палатки.

Она ворвалась в палатку, подобно штормовой волне, разбившейся о мыс. Он отступил настолько далеко, насколько позволяли размеры палатки, поскольку понятия не имел что происходит, и что у нее на уме.

Он невольно вскрикнул, когда она, отчаянно рыдая, упала на колени к его ногам и обняла их. В одной руке она держала что-то, и Ричард не сразу разглядел, что это было — белое платье Матери-Исповедницы. Платье Кэлен.

— О, Ричард, прости меня, — кричала она, задыхаясь от рыданий. — Прости за то, что я сделала с тобой. Я так виновата, так виновата.

Она продолжала бормотать эти

слова снова и снова.

Он наклонился и коснулся ее плеча.

— Никки, что…

— Я так виновата, — кричала она, хватаясь за его ноги, как приговоренная к смерти, умоляющая короля сохранить ей жизнь. — О, добрые духи! Я так виновата перед тобой.

Он старался убрать от своих ног ее руки.

— Никки, что с тобой?

Ее плечи вздрагивали от мучительных рыданий. Она подняла на него глаза, пока он поднимал ее, взяв за руки. Она была словно раненая, словно мертвая.

— О, Ричард, мне так жаль. Я никогда не верила тебе. Мне так жаль, что я тебе не верила. Я должна была помогать тебе, а вместо этого, на каждом шагу мешала, постоянно боролась с тобой. Я так виновата.

Ему редко доводилось видеть людей в таком горе.

— Никки…

— Пожалуйста, — рыдала она, — Пожалуйста, Ричард, покончим с этим прямо сейчас.

— Что?

— Я не хочу больше жить. Это слишком больно. Прошу тебя, воспользуйся своим ножом и прекрати это мучение. Пожалуйста. Я так виновата. Я поступала хуже, чем просто не верила тебе. Я мешала тебе на каждом шагу.

В его руках она обвисла, как тряпичная кукла. Она плакала горестно и бессильно.

— Мне так жаль, что я не верила тебе. Ты во всем был прав, совершенно прав. Я виновата, но это — моя ошибка и теперь все должно быть кончено. Я виновата. Я должна была поверить тебе.

Она начала выскальзывать из его рук. Усевшись на пол рядом с ней, он обнял ее так, как недавно обнимал Джиллиан.

— Никки, ты была единственной, кто заставил меня продолжать поиски, когда я готов был все бросить. Ты единственная заставила меня бороться дальше.

Руки Никки обвились вокруг его шеи, когда он притянул ее поближе. Она чувствовала, что вся горит от горя, словно в лихорадке.

Она все рыдала и продолжала бормотать что-то о том, насколько ей жаль, что она очень виновата, что должна была верить в него, что теперь слишком поздно, что хотела бы теперь разом покончить со всем и умереть.

Ричард прижал ее голову к плечу и шептал, что все будет в порядке. Его объятие мягко укачивало, шепот успокаивал, в голосе не было ничего, кроме сочувствия.

Он вспоминал свою первую встречу с Кэлен и их ночевку в приют-сосне. В ту ночь ее едва не поглотил Подземный Мир, но Ричарду удалось вернуть ее обратно. Кэлен тогда тоже плакала от ужаса и горя, он тогда тоже обнимал и успокаивал ее.

До той ночи никто никогда не обнимал ее, не утешал.

Теперь он видел, что Никки тоже никто никогда не обнимал, если она плакала.

Находясь в его объятиях, чувствуя тепло, в котором она так нуждалась, ощущая себя в безопасности, как никогда прежде, она задремала. Он почувствовал такую радость от того, что может дать ей утешение, что тихо заплакал, пока она спала в его безопасных объятиях.