Девятью Девять
Шрифт:
— Думаете, он и есть тот серый кардинал, которого пытался обнаружить Вулф Харриган?
— Может быть. Или же посредник между ним и Агасфером. Вы ведь заметили пепельницу?
Мэтт кивнул. Херувим не курил. Джозеф, который незадолго до того вышел из комнаты, предпочитал сигары. Но в пепельнице, помимо сигарного окурка и пепла, лежали несколько сигарет, едва начатых и согнутых пополам.
Глава XVII
Конча Харриган остановилась у мемориального креста в начале Ольвера-стрит.
— Что, мы здесь и будем ужинать? — спросил Мэтт.
Девушка
— А вам не нравится?
— Когда-то нравилось. Поначалу идея была отличная — выстроить в самом центре города маленькую мексиканскую улочку и поддерживать традиции национального меньшинства. Ну да, здорово. Но с тех пор Ольвера-стрит просто задавили туризмом и художественными претензиями. Вы только посмотрите. Один сплошной сувенирный магазин, затейливый как черт знает что. Да, несколько мексиканцев держат тут свои лавочки и зарабатывают деньги, а что представляет собой остальное население? Сплошь туристы из Айовы и длинноволосые пижоны, пятьдесят на пятьдесят.
— Иными словами, — сказала Конча, — единственная разновидность туристов, которым следует угождать, — это такие, как вы.
— Дитя мое, у вас чертовская манера говорить правду самым нелестным образом. Да-да, у туристов из Айовы и у длинноволосых красавчиков столько же прав, сколько и у меня. Но Ольвера-стрит я все-таки не полюблю.
Конча оглядела улицу, тесно застроенную причудливыми домами.
— Наверное, в чем-то вы правы. Все получилось совсем по-другому, нежели задумывали. Моя мама входила в комитет планировки — как представитель семейства Пелайо. Видимо, поэтому мне здесь так нравится. На Ольвера-стрит я не Харриган, а Пелайо. Так правильнее. Но если вы хотите пойти в другое место…
Мэтт коснулся ее руки в перчатке.
— Нет-нет, можно и тут, если кто-нибудь из семейства Пелайо покажет мне местные красоты.
— Спасибо. Вы такой хороший.
Они зашагали по неровной мостовой. На Ольвера-стрит был воспрещен въезд транспорта, вокруг стояли бесчисленные сувенирные ларьки. Перед Мэттом тянулась нескончаемая вереница пепельниц в форме сомбреро, с надписью “На память о старом Лос-Анджелесе”.
— Потом на них будут рисовать Попая1, — сказал он.
— Нам сюда. — Конча остановилась перед верандой на правой стороне улицы.
Моряк Попай — персонаж комиксов и мультфильмов, особенно популярных в 1930-е ГОДЫ.
На веранде тесно стояли простые, накрытые клеенкой столы, табуреты и скамьи, угольная печь, висела разнообразная кухонная утварь. Стены были украшены двумя литографиями — с изображением Девы Марии Гваделупской и Франклина Рузвельта. Слепец у входа неспешно перебирал струны арфы, в углу сидели с пивом и тако трое мексиканских крестьян.
С появлением Кончи кафе оживилось. Хозяйка радостно засуетилась, пожилая женщина, переворачивавшая тортильи на гриле, выкрикнула испанское приветствие, крестьяне подняли стаканы, а слепец, услышав фамилию Пелайо, заиграл медленный грустный вальс.
Здесь Конча становилась сеньоритой Пелайо не только по имени, но и по существу, и даже внешне. Бойко болтая с пухленькой миловидной хозяйкой, она словно бы сбросила с себя все харригановское и, несмотря на неброский дорогой наряд, превратилась в обыкновенную юную мексиканку.
Их
— Она спрашивает, — Конча повернулась к нему, явно с некоторым трудом заставив себя вновь заговорить по-английски, — хотите ли вы кофе. Я предположила, что вы предпочтете пиво.
— Вот это называется — понимающая женщина! Конечно, пиво. Что, касательно остального меню у меня нет права голоса?
— Я заказала combination — всего понемножку. Вы ведь любите мексиканскую кухню?
— Обожаю. А что такое играет слепой?
Конча прикусила губу.
— Любимую песню мамы. Это печальная песня — о том, как у бедняка когда-то было большое ранчо, а теперь остались только четыре кукурузных поля и прежнее счастье ушло. Ya todo Acabo. Acabo похоже на “Ихавод” — прошла слава[21]. Видите, я могу каламбурить на двух языках.
— Не умничайте. Я только начал вас понимать.
— Понимать?
— Да. Вы здесь на своем месте. Вы подходящего возраста. Вы — человеческое существо… по крайней мере, пока не начинаете развлекаться за мой счет.
— Ну и кто теперь выкладывает нелестную правду? Так что же я за человек?
— Очень неплохой, насколько я вижу. Человек, который греет, не обжигая, и остужает, не замораживая. Вы цельная, не то что дома. Никаких брешей, противоречий, рывков. Здесь вы — законченная натура.
Вместо ответа Конча начала тихонько подпевать арфисту. Голос у нее был не особенно сильный, но звучал легко, приятно и чисто. Как у Грейси Аллен[22], внезапно подумал Мэтт. Крестьяне оторвались от пива, улыбнулись и подхватили в лад. Комната наполнилась нежной грустью.
— Вот вы где! — произнес чей-то грубый голос.
Мэтт оторвал взгляд от Кончи и увидел Грегори Рэндала, чье невероятно красивое, как у воскового манекена, лицо было искажено сильным чувством, весьма напоминающим гнев.
— Потрясающе! — продолжал Рэндал. — Ты изменяешь мне здесь, перед этими… мужланами!
— Привет, Грег, — сказал Мэтт.
— Заткнись! Я должен был раньше догадаться, что значит твое внезапное желание помочь, Дункан. В нашем мире никто ничего не делает задаром, это я хорошо усвоил. Но думал, что могу доверять старому товарищу по студенческому братству! — патетически выкрикнул Грегори.
— Разве я виноват, что твоя девушка не любит рыбу?
— Рыбу? Причем тут рыба? Теперь-то я вижу твои замыслы насквозь. Как только я тебе о ней рассказал, ты затеял недоброе. Красивая девушка, у которой много денег и мало здравого смысла… неразумное богатенькое дитя. В самый раз для тебя, да? Ты напоил меня до бесчувствия и воспользовался моей машиной, чтобы съездить к Харриганам. Умно сработано, Дункан. Ты прилип к старику и добился его расположения. Небось, восторженно слушал дурацкие речи, которые мне поперек глотки вставали. Наверное, ты много чего наплел про меня, пока готовил себе мягкое гнездышко!