Действо
Шрифт:
Он ошеломленно поморгал, а в уши в это время вливался мощный, многоголосый рев, которые может издавать лишь штормовое море и пришедшая на аутодафе толпа. Глаза привыкли к жаркому сверканию и Поляков ошеломленно огляделся.
Судя по всему, после Катаклизма от Сарайска осталось не так много – потресканная пятиэтажная хрущоба, с закопченными стенами и перекрещенными бумагой окнами в окружении живописных развалин и кое-как собранных из жести унылых бараков. В результате пятиэтажка внушительно возвышалась над всем городским пейзажем, как последний островок сомнительной цивилизованности.
Чуть в стороне от этого местного небоскреба,
В основании дорожки громоздился донельзя нелепый помост, собранный из подручного хлама и покрытый кумачового цвета материей с неким подобием занавеса и одинокой ржавой стойкой для микрофона без микрофона. Чуть дальше, в самой середине асфальтового поля для игры в футбол, окруженное блестящими ступенями из неровно обколотых мраморных плит, вырастало донельзя уродливое сооружение явно религиозного толка. С нарастающим изумлением Поляков узнал в нем кузов ассенизаторского грузовика с прилагающейся гидравликой и порядковым номером, украшенный самодельными бумажными цветочками и вырезанными из картона самодельными же гирляндами в виде вереницы кособоких утят.
Два огненно красных транспаранта, обрамляли площадку с двух сторон. На той, что у дома было написано: «О, Сор – ты мир!». На той, что напротив: «О, спор – ты мертв!»
Между транспарантами находилась толпа – донельзя пестрая, смеющаяся, кричащая, поющая и матерящаяся на все голоса. Большинство людей было одето в страшный сон всех кутюрье мира – в основном превалировали ватники, шинели без нашивок, заношенные до крайности пальто и футуристического вида образования из предметов быта. Народ вопил и кидал в воздух шапки, кепки, панамы, каски и шлемы.
Как раз в тот момент, когда Поляков появился на свежем воздухе, четыре громкоговорителя по углам площади трескуче откашлялись и с энтузиазмом грянули:
Все выше и выше и выше, Несет нас мотор наших птиц…
Народ взревел, по углам площади звучно громыхнули минометы, в воздух взвились десятки шаров однообразного серо-черного цвета и на сцене появился ведущий. Песня оборвалась и репродукторы выдали мощное хардроковое приветствие.
Как нетрудно было догадаться, вел представление хан Юрик. Только теперь он был облачен в умопомрачительный больничный халат с нашитыми стальными ложками и блестящий на жарком солнце шлем пожарного. От одного его вида хотелось закрыть глаза и больше их не открывать. Юрик экспрессивно взмахнул руками и, вцепившись в стойку без микрофона, крикнул:
– Привет, Сарайск!! Как дела!!
– АААААА!!! – отозвалась толпа.
– Как дела, я спрашиваю?! – выкрикнул Юрик, голос его пер из динамиков подобно реву.
Народ неистовствовал. Из толпы вылетело два десятка штопаных носков и темно-синий рабочий халат, осевший на правом сапоге Юрика. Тот широко и безумно улыбнулся.
– Хорошо, да?! Ну тогда ДА НАЧНЕТСЯ НАШЕ ШОУ!!!
– АААААА!!! – надрывалось человечье стадо. Наиболее экзальтированные пытались залезть на сцену к Юрику, но были скинуты угрюмыми солдатами в разнобойных шинелях. Из громкоговорителей вновь грянула бравурная музыка.
Пока длилось вступление, два мрачных солдатика вели Константина
Поляков же на сцену не смотрел. С брезгливым удивлением он пялился на своего соперника, который уже топтался на своей полосе беговой дорожки. Осунувшийся, в рваном синем комбинезоне с затертой эмблемой, это без сомнения был Плотный. В ожидании старта он разминал ноги в потерявших цвет кедах из парусины.
– Слышьте, вы!! – выкрикнул Юрик, страстно обнимая стойку, – сегодня у нас Эстафета!
Третий этап! Двое уже на старте – ВЫ ХОТИТЕ ВИДЕТЬ, КАК ОНИ ПОБЕГУТ?!!!
– ДААААА!!! – заорали благодарные слушатели и на занявшего стартовую позицию Полякова обрушился град бумажных и пластиковых цветов, некоторые из которых были весьма увесистыми.
– Эти двое – молодые таланты! – кричал Юрик, – надежда нашего спорта!! Гордость, Сарайска и пустынных земель!!! Они чемпионы!!! ЧТО ВЫ ХОТИТЕ ИМ СКАЗАТЬ?!
Людской вопль был оглушительным, разразилась настоящая буря эмоций, все кричали, надсаживались, самые экзальтированные стали набрасываться на соседей с кулаками.
– ПОБЕДИТЕЛЬ ПОЛУЧАЕТ ВСЕ!!! – рявкнули зрители. Плотный, покосился на Константина со злобной насмешкой. Он явно собирался победить.
– ДА!!! – возвестил Юрик, – Это так! Победителю – слава, побежденному – смерть! Но перед тем, как мы начнем состязание, давайте же отдадим почести тому, без кого все это не могло произойти! Восславим нашего кроткого бога!!! Ну! Три-четыре!!!
– СОР!!! – выдохнуло разом несколько тысяч глоток, – О СОР – ТЫ МИР!!! О СПОР – ТЫ МЕРТВ!!! САРАЙСК! ЮРИК! МЫ С ТОБОЙ!!!
– Принесем же почести Сору – нашему божеству, Богу Праха и Гниения Без Которого Ничего Бы Не Было. Принесите агнца!
Народ раздался в стороны, как вода расступается перед быстрым судном. Двое солдатиков в милицейских шинелях тащили связанную овцу, размеры которой превосходили всяческие границы. Тварь весила килограммов восемьдесят и яростно вырывалась. Надрываясь, солдатики протащили создание мимо сцены с почтительно замершим Юриком и вскинули на мраморные ступени алтаря. Только теперь Поляков заметил, что облезлом боку контейнера пришпилен крупный рекламный щит, на котором была изображена известная фотомодель в дорогой норковой шубе и кривым ритуальным ножом в руках. Над тысячедолларовой голливудской улыбкой дивы игривыми золотистыми буквами было написано: «красота требует жертв».
Агнца доволокли до ступеней и с грохотом обрушили в украшенный бумажными цветами мусорный бак. Овца забилась, пытаясь высвободиться, но это ей было уже не суждено.
– СОР! – мощно выдохнул Юрик, – Из праха мы пришли в прах и уйдем! Сор – ты держишь все и без тебя бы ничего не было! Прими же нашу жертву, чтобы у нас все было!!!
– ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛО!!! – выкрикнула толпа и затихла. Медленно и торжественно Юрик нажал потайную кнопку и бак, отчаянно скрипя, стал возноситься к вершине контейнера. Голова брыкавшейся овцы на миг появилась над срезом бака. С ней, что-то явно происходило – она деформировалась на глазах, пасть ее перекашивалась, уши съезжали на одну сторону.