Действо
Шрифт:
Семь, восемь! Расписка в книжице – «нормы ГТО сдал», противогаз в кусты и вперед.
Лозунг «Догнать и перегнать и выпить» над головой. Из-за худобы Плотный возился с турником дольше и потому несколько отстал. Курьер вырвался в лидеры, со всех ног летя к новой двери – на этот раз массивной, важной, обшитой черным кожзаменителем.
За ней – большой зал без крыши. Ряды парт, уходящие куда-то вниз. Ухватить кожаную сумку, ручки, толстые тетради, часы на руку. Прижать телефон к груди и вниз. Позади Плотный уже врывался в двери
Кросс по партам, стараясь избегать попадающийся под ноги мусор – в основном битые бутылки портвейна, окурки лизинговых «мальборо», вялые цветы, хлопковое женское белье и многочисленные катушки записей «битлз» и Высоцкого.
На середине пути, Константин подхватил стоку листов с умным названием, на бегу подписал ее и кинул под ноги, а потом еще и еще и еще, сумка переполнялась тяжелыми учебниками с многоступенчатыми названиями так, что тащить ее становилось все тяжелее и тяжелее. Стремясь избавиться от навалов бумаги, Поляков стал добавлять в них найденные тут же деньги и ему сразу стало полегче.
На середине зала он поднял с парты очередной колючий значок из-за чего ему целых четыре ряда тащить на себе тяжеленную стенгазету, и идущий налегке и без значка Плотный вновь вырвался вперед, показывая сопернику непристойные знаки. На тринадцатом ряду Константин опрометчиво поднял рукопись, отпечатанную на папиросной бумаге, из-за чего чуть было не лишился значка и лишь очередная партия денег, вложенная в толстую книгу, спасла его от снятия с дистанции.
Достигнув массивной кафедры, курьер притормозил, и под строгим взглядом с портрета человека похожего одновременно на Планка, Лобачевского и Адама Смита, вынужден был быстренько доказать общую теорию поля с применением всех доступных знаний и четырнадцати чертежей с графиками.
Получив заветную синюю корочку с печатью, Поляков свирепо ухмыльнулся Плотному, который упустил возможность использовать значок и сейчас корпел над гипотезой квантовых струн.
С радостью избавившись от тяжеленного багажа, с одним лишь телефоном Константин выскочил из аудитории, промчался под аркой с алым лозунгом: «все на субботник!», и, подхватив, тяжеленную шпалу, потащился по пересеченной, загаженной до невозможности местности. Под ногами все время путались метла, грабли, на которые он наступал, и ведра с известкой.
Как-то раз Поляков обернулся и увидел, что его нагоняет Плотный с массивной блестящей рельсой на плечах и лютой злобой на лице.
В конце этапа Константин бросил шпалу, получил отметку в карточке и поощрение, после чего принялся поспешно вскапывать картофельное поле, причем лопата все время натыкалась на полные бутылки мутного первача, обгорелые головешки и лакированные гитары. Плотному же досталось убирать свеклу, из-за чего он довольно сильно продвинулся вперед, не забывая облегчать свой мешок подкидывая свеклу на сторону.
Константин уже видел свою новую цель – стол, крытый аккуратным
О, ужас! Константин заскрежетал зубами, увидев что соперник не только берет свой билет, но и под строгим взглядом с портрета человека, похожего на Ленина, Маркса и Энгельса одновременно, скидывает билет Полякова вон, заменяя его толстой стопкой купюр.
Курьер разразился бранью и, потрясая телефоном, устремился к столу – увы, ветром билет отнесло так далеко, что и нечего было мечтать дотянуться.
Закусив губу, Константин побежал к началу нового этапа – поднял заламинированный пропуск со своей фотографией и показал его пустому окошку пропускного пункта.
Открылись тяжелые металлические двери и курьер влетел в помещение, уставленное столами и чертежными кульманами.
Он бежал сквозь комнату, подбирая с каждого стола по чертежу на желтой клетчатой бумаге, выкладывая через каждые три стола ежемесячный отчет и опасаясь наступать на аккуратные кучки грязи, в которой виднелись все те же красные и синие бумажки.
Почти у самого выхода Поляков нацепил на нос очки и белый лабораторный халат. Вокруг валялись чужие шубы, записные книжки с номерами и журналы на нерусском языке, которые приходилось все время нудно переводить.
У самого выхода он отыскал толстую кожаную папку с тесемочками и, уложив все чертежи, понял, что он близко к победе.
Плотный тоже не мешкал – хотя его папка была куда тоньше, он уверенно стремился к какой-то своей цели. Поляков, однако, видел, что подошвы врага слегка измазаны грязью, а к правой прилепилась десятирублевая купюра.
Теперь следовало протолкнуть имеющееся. Последующая дверь была обшита натуральной кожей и имела представительную бронзовую табличку. Плотный уже скрылся за ней и Константин поспешил потянуть золоченую ручку.
Внутри открылась приемная, еще одна дверь – раза в два представительнее предыдущей с черненой надписью «Грациа Иннокентий Вениаминович. Первый». У большого окна с фикусами на подоконнике стоял письменный стол с печатной машинкой «ятрань», за которой сидел отвратительного вида клоун и делал себе маникюр.
Несмотря на спешку, курьер удивленно притормозил. Это выпадало из общей картины – по мнению Полякова здесь должна была сидеть строгая секретарша, которой Константин уже приготовил шоколадку. Клоун явно не вписывался, но время уходило и Поляков кинул в атаку.
– Мне к Иннокентию Вениаминовичу… – начал, было, он, но клоун тут же резко отрезал.
– Иннокентий Вениаминович на совещании!
– А не знаете, когда оно закончился? Мне надо подписать… – не сдавался Поляков.
– А когда закончится, он поедет на партсобрание, а оттуда на прием гигиенических процедур в банном комплексе и сегодня уже не вернется.