Дезертир флота

Валин Юрий Павлович

Оставалось пообедать и тронуться в путь. Помощник с «Высокого», назначенный новым капитаном драккара, собрал вокруг себя подчиненных. Ни Квазимодо с Ныром, ни Нога со своим дружком в команду драккара, естественно, не попали. Капитан Кехт предпочитал иметь своих врагов под рукой. Сейчас капитан нетерпеливо прохаживался по песку, дожидаясь, когда доварят обед.

Квазимодо, стоя в воде, промывал рану на заднице. Порез потихоньку затягивался. Вот заживает все как на собаке – и почему бы потерянному глазу все-таки не вырасти?

Теплая вода прибоя омывала ноги. Орали неугомонные попугайчики. От костра тянуло густым супом с солониной. Голубая вода бухты сияла в ярких лучах послеполуденного

солнца. Тишь да благодать. Еще бы скотина Кехт супом подавился.

Квазимодо оглянулся. Насупленный Ныр сидел подальше от прибоя. Одной рукой держался за воткнутую в песок глефу. Тесак передвинут на пузо. Великий Дракон устроился у хозяина на макушке и с высокомерным адмиральским видом озирал воды бухты. Нет, не нравится им здесь.

Промокнув косынкой щиплющий порез, вор вышел на берег.

В ожидании обеда матросы полезли купаться. Вопли, ругань и смех разлетелись над бухтой, распугивая многочисленных птиц. Волосатые и бородатые младенцы плескались как стадо безмятежных ушастых тюленей.

Квазимодо прикинул, будут ли на обед лепешки? Вряд ли, на время, необходимое для приготовления полноценной жратвы, Кехт не расщедрится.

Плеск купающихся «тюленей» перекрыл торжествующий вопль – один из моряков демонстрировал товарищам жемчужину величиной с ноготь мизинца.

Квазимодо и Ныр переглянулись. Фуа поспешно вытянул ногу вперед и неестественно оттопырил большой палец.

К берегу подбежали матросы, до сих пор уклонявшиеся от бессмысленного бултыхания в воде. Некоторые без раздумий полезли в воду в одежде. Началась азартная охота. Работая ножами, охотники безжалостно вскрывали раковины, отшвыривали пустышки и лезли под ноги товарищей за новыми моллюсками. Вода на мелководье помутнела от взбаламученного песка. Иногда добычей «ныряльщиков» становился розоватый шарик жемчуга. Ни в какое сравнение с содержимым захороненного мешка подобные крохи не шли, но охотникам не было с чем сравнивать.

Ныр жалобно засопел, предчувствуя, что у него сейчас будет уйма работы. Но все кончилось по-иному.

В воде были все: нырял, взбрыкивая татуированными конечностями, Нога, с головой окунался молчаливый Куп, воодушевленно орала и фыркала новоявленная команда драккара. Летели брызги с бород и спутанных волос. Даже капитан Кехт соизволил войти по колено в воду и оглушительным голосом пытался навести порядок в добыче розовых ценностей.

Истошный вопль оборвался громким плеском. Взбили белую пену мозолистые пятки, в последний раз мелькнула беззащитно-бледная задница, и моряк, забредший чуть глубже товарищей, исчез в воде.

Квазимодо только рот открыл – не похоже, чтобы исчезнувший нырнул, но что с ним могло случиться? Там воды разве что по грудь.

Ныр, мгновенно забыв о сведенной судорогой ступне, вскочил на ноги.

Большинство моряков в шуме и гаме не заметили происшествия. Несколько человек повернули головы на отчаянный вопль, да капитан Кехт замер, всматриваясь в воду подальше от берега.

Потом все стало куда страшнее.

Голубая вода бухты покрылась темными пятнами-головами. Квазимодо оторопело уставился на ближайшую башку – широкую, с преувеличенными, словно у тряпичной куклы, чертами лица, – рыбий или жабий рот, неопределенно-мясистый нос, отвисшие дряблые щеки. Вот только красноватые глазки выглядели хоть и выпуклыми, но совсем крошечными. Колыхались в воде длинные темные волосы. Что-то человеческое в существе определенно было, но уж чересчур много было и нечеловеческого. Одна рыбья, в разводах, кожа чего стоила. Но глазки смотрели осмысленно, и в них светилось слишком много всего: и ненависть, и отвращение, и требование что-то сделать.

Вору с чудовищной ясностью стало понятно – нужно немедленно объяснить, что сам он ни в чем не виноват, что он все исправит, что он добрый и честный, и ему стыдно, и его нужно понять и пожалеть.

Рядом истошно взвизгнул фуа. Квазимодо, мгновенно опомнившись, изумился тому, что он только что что-то кому-то собирался объяснять. В следующее мгновение вор понял, что очень быстро лезет вверх по склону, в одной руке – сапоги, в другой – глефа и топор, ремень болтается в зубах. Впереди мелькали пятки Ныра.

На скале вор и фуа оказались одними из первых. Внизу, на пляже, творилось что-то несусветное. Опрокинутый котел затушил костер. Валялись одежда и сапоги. Посреди разбросанных вещей сидел голый моряк с незаряженным арбалетом на коленях и скулил, закрыв голову руками. В воде находились еще трое людей. Двое моряков с совершенно спокойным и сосредоточенным видом брели в волнах, направляясь в самую гущу пятнистых существ. Третий визжал и отбивался – его тянули в воду силой. Квазимодо в первый раз увидел руки морских чудищ – четырехпалые, мягкие, с бахромчатыми перепонками. Очевидно, эти нелепые лапы оказались достаточно сильны – невзирая на сопротивление, моряк оказался в волнах уже выше пояса. К воде подскочил один из наводчиков эвфитона «Высокого». Крепкий коренастый парень с ругательством разрядил арбалет в одно из существ, уводящих моряка. С пятнадцати шагов промахнуться было трудно, парень и не промахнулся. Болт по оперение ушел в покатое плечо неведомого существа. Морская тварь вздрогнула, но пленника не выпустила, лишь укоризненно подняла взгляд. Наводчик постоял словно в нерешительности, потом опустил арбалет и медленно пошел в воду. К нему навстречу неторопливо двинулось особенно крупное существо. Полный ужаса Квазимодо не сразу понял, что именно вяло колышется в воде, окружающей тварь, потом осознал: это безобразно длинные женские груди.

– Хитки, – хрипло сказал фуа. – В них стрелять нельзя. Встретишься глазами – и все.

Стрелять в хиток, очевидно, было все-таки можно. Успевшие подняться на скалы и имеющие арбалеты стрел и проклятий не жалели. Болты били по воде, глухо стучали в мягкую жирную плоть морских тварей, но никакого видимого результата не приносили. Скопившиеся у ближнего берега хитки слегка отступили ближе к середине бухты. Даже получившие два-три болта в шею или грудь существа преспокойно ныряли и как ни в чем не бывало появлялись чуть подальше от берега. Людей в воде больше не было видно. Лишь спятивший моряк скорчился на песке, по-прежнему закрывая голову.

Квазимодо понял, что все это время на череп ему что-то давит. Звук тихий и мягкий, похожий на отдаленное журчание-гудение водяной мельницы поглаживал мозг. Хитки звали людей к себе. Пели? Уговаривали? Кроме бесконечного, почти не слышного «л-ллл-ааа», вор ничего не мог понять.

Фуа крепко врезал другу локтем по ребрам:

– Не слушай! Нельзя!

Квазимодо судорожно кивнул, наконец застегнул пояс на животе и принялся слушать проклятия товарищей по несчастью. Моряки бегали по обрывчику между пальм, по большей части голые, но почти все с оружием.

– Капитан-то уходит! – завопил кто-то.

Действительно, пока шла глупая стрельба, капитан Кехт, помощник и двое наиболее сообразительных матросов под прикрытием стоящего на якоре драккара спихнули на воду пирогу и, держась вдоль скал левого берега бухты, направились в море. Теперь они гребли уже довольно близко от узкого выхода.

На пляже оставалась вторая пирога, и человек восемь матросов кинулись к ней. Квазимодо глянул на фуа. Ныр покачал головой:

– Нет, лодка низкая. И они все видят. Они умнее людей.