Дезертир флота
Шрифт:
– Сейчас кинется баб хвостатых топить, – сказал моряк в разодранной рубахе. Кто-то засмеялся.
– Нехорошо, – пробурчал Пень. – Мы вроде сейчас на открытой воде.
– Как я понимаю, риск будет не так уж велик, – заметил Куп, взводя арбалет.
– Так чего весла бросили?! – заорал Нога. – Разворачиваемся, живо!
Драккар, толчками наращивая скорость, полетел обратно к берегу.
Квазимодо, не оставивший глефу, навалился животом на борт на носу. Над головой поскрипывала оскаленная песья голова в облезлой синей краске.
– Вдоль берега заходим.
У берега мелькнула темная голова хитки. Куп немедленно щелкнул из арбалета. Драккар двигался вдоль скал. Впереди уже маячил вход в злосчастную бухту. Первым фуа заметил Пень:
– Вон он сидит! Хоть бы помахал, дубина перепончатая.
Ныр сидел на одном из камней, не дальше шагов пяти от прибоя. Неуверенно поднял руку.
– Ранен, должно быть, – пробормотал вор и обернулся к гребцам: – Ногу у него, должно быть, скрутило. Забрать нужно. Останавливаться не будем, эти суки на весла опять налипнуть могут. Высадимся, потом вот на ту скалу Лягушку затащим, а вы второй заход сделаете. С ходу нас подберете. Кто со мной?
– Пожалуй, я схожу, – сказал Куп. – Люблю я землю, такой уж я не морской человек.
– Не, не пойдет, – отозвался с кормы Нога. – Вы оба хлипкие, а Лягушку, если он сам прыгать не может, волочить придется. Берите у меня весло кто-нибудь…
Глефу Квазимодо оставил – она мешала прыгать. Драккар скользил вдоль берега, здесь прибой пенился на узкой песчаной полосе между камней. Вор понадежнее засунул топор за пояс и прыгнул к берегу. Уже летя, успел заметить уходящую под корабль темную тень туши хитки. Вода показалась холодной. Рядом, окатив вора фонтаном, плюхнулся Нога. Оба как ошпаренные выскочили на берег. Почти тут же на полоску песка высунулась хитка. Прибой полоскал ее груди-мешки. Щелчка арбалета слышно не было, но в толстой шее морской девы оказался болт. Хитка немедленно скрылась в воде.
– Здорово Куп стреляет, – заметил вор, забираясь на прибрежные камни.
– Точно, жаль только, что этим тварям наплевать. Точно как жены – толстые, жуткие и хрен убьешь. – Нога засмеялся.
– Не все жены толстые, – заметил Квазимодо.
– Ясное дело. Уж не думаешь ли ты, друг, наплодить маленьких одноглазых оборотней?
– Только если леди Теа сочтет возможным выйти замуж за такой кошмар, как я.
– Ух ты, да у вас всё как у благородных, – пропыхтел матрос. – И давно вы сговорились?
– Давненько. Вот ждем, когда нам апартаменты обставят, а там и свадьбу сыграем.
Нога заржал:
– А что – у вас получится.
Ныр сидел на камне и выглядел очень несчастным. Рубашка висела лохмотьями, под ней уже начинали темнеть обширнейшие, чуть ли не во все тело синяки. Под носом у фуа виднелись следы уже подсохшей крови. Больная нога походила на посиневшую кочергу.
– Жив? – поинтересовался, ухмыляясь, Квазимодо.
– Разве это жизнь? – гундосо проворчал фуа. – Ступить не могу. И нож потерял.
– Нож с нас причитается, – пообещал
Квазимодо утешил кривящегося от боли фуа:
– Здесь недалеко. На драккаре отдохнешь.
– Я думал, ты за мной не вернешься, – пробормотал ныряльщик.
– Когда это я за тобой не возвращался? – удивился Квазимодо.
– Он-то за тобой сразу вознамерился поворачивать, – подтвердил скачущий по камням с грацией быка моряк. – А мы там обсуждение устроили. Расслабились без капитана, выходит.
– Ладно. – Фуа очередной раз охнул от боли. – Нож жалко.
– Ты и без него на редкость тяжелый, – заявил Нога, поправляя беспомощно висящего на плече ныряльщика. – И пахнет от вас, лягушек, рыбой…
Они взобрались на нависающую над прибоем скалу. Со стороны утес казался гораздо ниже. Квазимодо с сомнением глянул вниз – высоковато будет. Тут и кости можно переломать. Это если еще не промахнешься и в воду не бултыхнешься. Драккар уже заходил к берегу. А под утесом собирались разглядевшие врагов хитки.
– Как бы мне прыжочком шпангоуты не разнести, – с опасением сказал Нога и сплюнул в поднятые к скале лица-морды хиток.
– Драккар крепкий, – пробормотал, морщась, Квазимодо. Хитки начали петь, и виски снова болезненно сдавило.
– Мозги свербит, – пожаловался Нога.
– А я ничего не слышу, – заметил Ныр, безучастно висящий на плече моряка. – Нога, ты вместе со мной прыгать будешь?
– А что делать? Ты же сам не сиганешь?
– Наверное, уже нет, – задумчиво сказал фуа. – А что это тебя трясет? Не вздумай на баб пятнистых смотреть.
– Мы не смотрим, – невнятно пробормотал вор. – Но уж очень завывают.
Хиток под скалой собралось уже десятка два, и их вкрадчиво-неопределенный хор начинал сводить с ума. Вор выдернул из-за пояса топор и, не глядя, метнул вниз. Судя по звуку, попал. Чуть полегчало.
– Я за твоим топором снова нырять не буду, – заметил фуа.
– И не надо. Это чтобы твоему ножу на дне одиноко не было. – Квазимодо понял, что его начинает сильно трясти.
Драккар шел вдоль берега. Весла убрали, и разогнавшийся корабль скользил вдоль пены прибоя. Чуть зацепится, затормозит – хитки полезут упорными слизняками. У мачты несколько человек растянули край запасного паруса.
– Мачту не сшибите, – заорал кто-то с корабля.
На воду Квазимодо не смотрел, только на драккар, выбирая место, куда прыгнуть.
– Пожалуй, я с Лягушкой скакать не буду, – в последний миг передумал Нога.
Ныр, взвизгнув, мешком полетел вниз. Следом сиганул похожий на татуированного медведя моряк. Последним прыгнул Квазимодо.
Поймать тентом-парусом морякам никого не удалось, и Квазимодо шлепнулся на груду тел. Угодил лбом в рукоять чьего-то меча, да так, что из глаза полетели искры. Куча ворочалась и ругалась, но в целом все обошлось благополучно. У фуа снова пошла кровь из разбитого носа, а Нога охал и держался за живот.