Дезертир флота
Шрифт:
Глаза у кошки были бледно-желтые. Уши с крупными и пушистыми, похожими на игрушечные кисточками. Но мало кто решился бы посмеяться над этими украшениями. Квазимодо смотрел в глаза кошки и не мог оторваться. Вот существо в тысячу раз мудрее тебя, жалкий одноглазый уродец. Наверное, она действительно была богиней. Вор плохо понимал богов. Но эту богиню поистине стоило уважать.
Кошка наконец мигнула и прошла дальше. Квазимодо почувствовал, что на подбородке мерзнет слюна. Опять опозорился, машинально вытерев лицо, смотрел, как длиннохвостая Менти подходит к повозке Ныра. Лошади попятились, тут же замерли. Фуа зачем-то сдернул колпак, пригладил светлые волосы.
Геккон задумчиво прищелкнул и полез за пазуху фуа.
Квазимодо с облегчением повел лошадей вперед:
– Воистину милостива богиня Менти. И не стоит нам злоупотреблять ее гостеприимством.
– Видели, какое у нее серебро на шее? – со страхом и восхищением спросил Бат.
– Какая же она красивая! – потрясенно сказал Ныр, подъезжая к друзьям.
– Что-то на серебро я внимания не обратил, – пробормотал вор. – А так – действительно божественно красивая. Один хвост чего стоит. Поехали отсюда поживее.
Лошади тоже явно жаждали убраться подальше.
– Нет, – растерянно сказала Теа. – Она меня пригласила.
– Куда? – изумленно спросил Ныр.
– Ну… Поговорить.
– Теа! – застонал вор.
– Не бойся, она не будет меня обижать…
Вор сидел у костра. Теа ушла уже давно. Квазимодо аккуратно сложил ее одежду в сотне шагов от лагеря. Время, как и холод и темнота, тянулись целую вечность. Ныр и Бат, долго шептавшиеся о богах, богинях и мелких божках, уже спали. Глупо было сидеть и не спать. Что бы ни случилось, завтра нужно будет идти. Или вперед – или назад. Искать. Оставить себе двух лошадей, запас топлива и еды. Парни пусть пробиваются веред. Потом можно будет их догнать. Если Теа придет…
Вор знал, что без рыжей никуда не пойдет. Богиня или нет, но при случае можно проверить шкуру этой Менти болтом и глефой. Только не нужно такого случая, не нужно! Пусть рыжая вернется. Нельзя ее было одну отпускать. Пусть только вернется. Глаз, морда, деньги – никогда в жизни ты больше не будешь о таком дерьме жалеть. Пусть только рыжая возвращается.
Хруст снега вор услышал издалека. Квазимодо вскочил, забыв о плаще, кинулся в темноту. Следы, следы на истоптанном снегу – конские, человеческие… Вот из мрака появилась Теа в одной рубашке – куртка, брюки и доха ворохом торчат в руках.
– Не трясись так. – Одежда упала в снег, теплые руки обняла шею вора. – Я знаю, что ты меня ждешь. Ничего со мной не случилось.
У костра Теа поспешно оделась.
– Медуза обгаженная, как холодно!
Квазимодо помог ей влезть в доху.
Ныр сидел, закутавшись в плащ, с нетерпением ждал рассказа. Тактичный Бат делал вид, что спит.
– Не смотрите на меня так, – смущенно сказала Теа. – Я ничего рассказать не могу. Может быть, потом. Это как сон. Молчишь, а в голове века пролетают. Я не знала, что так способна чувствовать. Как это рассказать?
– Ничего не нужно рассказывать, – поспешно сказал вор. – Скоро рассвет, вперед будем двигаться.
Заносы – вот настоящее проклятие. Идет, тянется скальная плоскость,
Четвертый день. Совершенно бесполезно. Уже не выбраться ни назад, ни вперед. Квазимодо понял это вчера. Слишком далеко. Даже если считать приблизительно – большая часть пути остается впереди. Сил уже нет. Вернее, люди еще держатся, но лошади на пределе. Лиска молчит, но и так понятно. Она жалеет лошадей, но еще больше жалеет тебя, Полумордый. Твоя ошибка – завел, погубил. Зачем? Люди уже давно движутся пешком. Люди, лисы и лягушки выносливее копытных. Можно рискнуть – взять двух самых выносливых лошадей, навьючить самое необходимое и пробиваться назад. Лиска, конечно, брошенных лошадей никогда не простит. Нет, глупости. Обратно идти уже поздно. До становища горцев никто не доберется. Не попробовать больше жирной баранины.
Интересно, не побрезгует ли ее величество Менти мерзлыми останками глупых путников?
Ночь пришла как избавление. Можно не стоять на ногах, не идти, можно сесть у огня и ничего не толкать, не сжимать в замерзших руках черенок лопаты. Костер горит ярко – еще бы, поленья щедро политы самым лучшим ламповым маслом. Квазимодо с трудом расковырял холст на повозке, хотел взять бочонок подешевле, да сил не хватило искать. И то хорошо – полезный урок дал покойный капитан Кехт. Идешь опасным путем – возьми груз, который пригодится. Жаль, ненадолго масло поможет. Хоть все сожги – весна не наступит.
Теа с помощью Бата что-то сварила. Ели, не ощущая вкуса – главное, что варево горячее.
– Да, забрались мы, – глубокомысленно сказал фуа. Великий Дракон, подбирая с колена друга волокна мяса, грустно прищелкнул.
– Ты бы помолчал, – пробормотал вор, – весь день в тепле за пазухой отсиживался, дезертир хвостатый.
– Для него лопату не взяли. – Фуа погладил геккона по шершавой спине.
– Лопат и так слишком много – закапывать нас некому будет, – мрачно сказал Бат.
– Заговорили, плакальщики. Разве нас кому-нибудь хоронить вздумается? Сожрать, в воду дохлых спихнуть – вот это для нас. Здесь вот пропасть есть – ничем не хуже мутной реки, что меня дома ждала. – Голос Теа звучал зло и насмешливо. – Самцы вы недоделанные. Уж не ты ли, Полумордый, любил повторять: «Кто тут вечно жить хочет»?
– Это леди Катрин всегда говаривала, – машинально поправил вор.
– Да нагадить мне, кто это первый сказал. Правильные слова. Все мы смертны. Что от стрелы, от воды или снега – от своего конца не уйдешь. Что изменилось? Вот она, смерть наша, кругом. Все как обычно, соплежуи вы трусливые. Завтра задницы поднимем – и вперед. Разве кто-нибудь из вас что-то умнее придумал? – Лиска фыркнула. – Ладно, сидите здесь, сопли морозьте. А я лошадей проверю.
Мужчины молчали, слушая, как поодаль Теа бурчит под нос и поправляет попоны на лошадях.