Дезертир
Шрифт:
Сестра Тереза права. Кто бы я ни был, мне нужно знать правду. К врачу? Почему бы и нет? Конечно, не к такому коновалу, как гражданин Леруа из роты Лепелетье. Но ведь есть другие! Например, курносая девушка в очках, которая не боится проводить ночи на старом кладбище…
Гражданка Тома долго всматривалась, затем сняла очки и покачала головой:
– Только не говорите, что вам опять надо искать кого-то на нашем любимом кладбище! С меня вполне хватит и одного раза!
Я ждал ее у старой часовни не менее часа. Девушка
– Вы почти угадали, – улыбнулся я. – Некий страждущий опять нуждается в вашей помощи, Юлия.
Взгляд, брошенный в мою сторону, способен был испепелить.
– Если вы ждете, что в ответ я буду называть вас Франсуа, то напрасно! И если вы вздумаете вручить мне букет, который прячете за спиной…
Я подал ей лиловые астры и развел руками. Несколько секунд я ждал, что цветы полетят мне прямо в лицо, но гражданка Тома ограничилась новым, не менее выразительным взглядом.
– А теперь объясните, как все это следует понимать, гражданин Люсон?
«Мадемуазель!» – хотел начать я, но вовремя прикусил язык.
– Гражданка Тома! Эти астры считайте своеобразным извинением за доставленные вам неприятности. А также за те, которые я могу доставить впредь.
– Уже доставили. – Девушка повертела в руках букет и покачала головой: – Гражданин «аристо»! У меня нет времени на подобные любезности. Я пришла работать… Впрочем, за цветы – спасибо. Хотите зайти… Франсуа?
Приглашение в мертвецкую было сделано самым светским тоном. Не подав и виду, я поклонился, после чего Юлия достала ключи, и мы занялись замком. Наконец ржавый металл поддался, и мы оказались в знакомом полумраке.
– Сейчас зажгу свет…
Девушка долго возилась с лампой, после чего мы прошли внутрь. Знакомые столы, тела под белыми простынями, еще один стол – на этот раз пустой. И – огромные лейденские банки, соединенные толстыми проводами. Смотреть лишний раз на покойников, «имеющих временное пребывание», не тянуло, и я занялся гальванической батареей. Между тем девушка зажгла еще две лампы, и в мрачном помещении стало немного светлее.
– Ну вот! – Юлия развела руками. – Мой персональный Аид. Мертвецкая там, за дверью, а здесь пребываю я и те, с кем мне интересно. Сегодня двое новеньких… А посему, гражданин Люсон…
– Франсуа, – напомнил я.
Она поморщилась:
– Сначала цветы, потом этакая фамильярность… Нет, мне не нравится!
– Тогда – Франсуа Ксавье, – предложил я.
Она пожала плечами:
– Хорошо. Итак, Франсуа Ксавье, свое любопытство, которое, похоже, и привело вас сюда, вы уже удовлетворили, а посему…
– Еще минуту! – я поднял руку. – Гражданка доктор, некий страждущий действительно нуждается в помощи. Или по крайней мере во врачебном совете.
– Я принимаю по вторникам, средам и пятницам с десяти утра в клинике бывшей Королевской академии. Скажите
– Он перед вами.
Очки блеснули.
– Если за этим последует очередная пошлость…
– Мадемуазель! – подхватил я. – Мое сердце, э-э-э, стр-р-радает и р-р-разрывается… Нет, Юлия, к сожалению, я не шучу.
Девушка быстро подошла ко мне, крепкие пальцы обхватили запястье, рука легла на лоб.
– Не выдумывайте! Пульс нормальный, температуры нет. Если вас мучит ревматизм…
– Глаза, – подсказал я. – Помните, вы говорили?
– У вас что-то со зрением? Помнится, сегодня утром вы были в очках…
Собираясь в лечебницу Урсулинок, я действительно надел фальшивые очки. Конечно, предназначались они не для Юлии, а исключительно для гражданина Сименона.
– Роговица глаза, Юлия. Посмотрите!
– Боитесь катаракты? Ладно, идите к свету…
Осмотр длился долго. Я терпеливо ждал, стараясь не моргать. Странно, я не волновался. Обычный врачебный осмотр. Почему-то вспомнился пустой стол у меня за спиной…
– Травмы были?
– Что? – растерялся я.
– Травмы, – нетерпеливо повторила она. – Черепные… Вам не понятно?
Я замер. Значит, старая монахиня права! Или…
– Контузия, – я вспомнил лионскую дорогу и растерянных парней в синей форме. – Кажется…
– Головные боли? Потеря памяти?
Внезапно все вокруг начало расплываться. Знакомая серая пелена окутала часовню, свет ламп померк, превратившись в странное желтоватое пятно…
– Сядьте! Да садитесь же!
Я открыл глаза и сообразил, что сижу на неудобном деревянном табурете. Юлия стояла рядом, протирая очки.
– Часто бывает такое?
– Н-нет! Дело не…
– Позвольте об этом судить специалисту!
Девушка надела очки, пододвинула другой табурет – на этот раз трехногий – и аккуратно присела на краешек.
– Давайте так, Франсуа. Мы встретимся завтра, и вы мне подробно все расскажете. Наверно, вам придется обратиться к кому-нибудь более сведущему, чем я…
Теперь она говорила совсем иначе – мягко, спокойно. Я понял – она говорила с больным. С больным?
Лампы вновь горели ярко, серая пелена исчезла, пропала слабость. Я встал:
– Дело не в этом, Юлия. Скажите, я – жив?
– Идите к черту!
Девушка вскочила, опрокинув табурет.
– Вы – истинный мужчина! Гордыни, претензий – на миллион, а как что-то заболит… Можете успокоиться, умрете вы весьма не скоро! Завтра приходите в больницу академии к десяти, а сейчас убирайтесь и не мешайте работать!
Я не обиделся. Стало ясно – она тоже слепа. Напрасно я затеял все это! Ей не увидеть! Даже сестре Терезе – и той не дано понять все до конца. Несчастный безумный священник – вот кто разгадал меня. Ему не мешал разум – наш горделивый разум, пытающийся все объяснить, свести к очевидным причинам…