Дежавю
Шрифт:
Я никогда не видела отца. Мама не сохранила ни одной его фотографии. Когда я спросила ее почему, она разозлилась. «Потому что дом сгорел!» — закричала она, и больше я не спрашивала ее об этом. Но я сразу же поняла, что это он.
На фото отец был изображен по пояс раздетым, полулежащим на траве. Мне нравится думать, что это было где-нибудь на берегу реки, под деревом, когда они с мамой устроили пикник. Точно я не знала. Отец улыбался в объектив, как улыбаются друг другу любовники. Одну руку он подложил под голову. Отец был очень, очень красивым: темные глаза и волосы черные, как вороново
Я спрятала фотографию. Знала, что не должна этого делать. Но так я мстила матери. Она не спрашивала про нее. Да и как она могла, ведь сама же сказала, что ничего не сохранила.
Официантка с силой опустила металлический кофейник на барную стойку. Пожилой мужчина поежился. Я взглянула на Марка, чтобы удостовериться, что он смотрит на меня.
— Но мы же не умерли, правда, Марк?
Его улыбка напомнила мне первую вспышку молнии вечером жаркого дня — предвестницу дождя, смывающего удушливое марево и напряжение. Я уже забыла, как люблю эту улыбку. Я понимала, что все слишком глупо, нелепо и невозможно, чтобы серьезно говорить об этом. Нам просто надо успокоиться и набраться терпения. Все это, несомненно, скоро закончится.
«Если когда-нибудь попадешь в сильный поток, Чарли, не борись с ним. Плыви поперек, а не против течения…»
Нам нужно просто переждать. Я окинула взглядом интерьер кафе, довольно посредственно имитирующий стиль рококо, и вдруг вспомнила.
— Точно!
Марк удивленно поднял бровь.
— Это то самое место.
Он неуверенно проследил за моим взглядом.
— Peut-^etre… ( Можем быть)… Я не знаю, Энни.
— Я тебе говорю, это то самое кафе, куда мы зашли той ночью, после паба… Разве ты не помнишь?
— Non. — Марк кивнул официантке, когда она подошла к нам с кофе. Ее груди колыхались, словно массивные маятники. — Ее там не было. Я бы ее точно запомнил. Ca c'est sur! — Он ухмыльнулся.
— Ты всегда был мерзавцем, Марк. Серьезно, я думаю, что мы даже сидели за этим столиком.
— Ну, я точно помню, что кофе был отвратительным. — Он сделал глоток и страшно поморщился, на свой обычный, немного театральный, французский манер. — Он и остался таким. Такой же отвратительный, как… моша.
— Ты хотел сказать «моча», Марк.
— Дьявол, Энни! Да, моча, если тебе так угодно.
Когда я познакомилась с ним в баре, Марк едва смог выговорить по-английски «привет». Теперь же он сидел напротив меня в том самом кафе и ругался словно солдафон. Вернее, французский солдафон, служащий в английской армии.
— Ты слишком придираешься к моему акценту, — говорит Марк.
— Я так не считаю. Как сказал бы Чарли, «Человек не хочет сознаваться, мам». — Я наблюдала за Марком, за тем, как смешно он шевелит губами. Его мимика была довольно характерной для всех галлов, но не такая резкая, более сглаженная. Никогда я не видела большего сходства между Марком и Чарли, чем в данный момент. Я кое-что вспомнила.
— Посмотри в свой бумажник.
Марк взглянул на меня, приподняв
— C'est fou, tu sais! ( Сумасшествие какое-то). — Он качал головой, рассматривая старое и потертое кожаное портмоне, которое когда-то таскал с собой. — Что же с ним случилось?
— Понятия не имею, — солгала я. Вообще-то это портмоне вместе с ковбойскими сапогами и джинсовкой отправилось в корзину Армии спасения, когда Марка не было дома. Да и потом, я имела в виду совсем другое. — Загляни внутрь, Марк. — Мне пришлось быстро сменить тему. — Сколько у тебя с собой денег?
— Нисколько. — Он начал нервно просматривать бумажник. — Merde ( Черт!) надеюсь, у тебя хоть есть немного денег!
— Ну да, Марк. — Я улыбнулась. — Вот об этом я и хотела тебе сказать. Разве ты не помнишь, как пригласил меня выпить кофе, а потом обнаружил, что у тебя совсем нет денег?
— Oui, mais ( Да, но) я не специально, Энни. — Он говорил словно Чарли. — И потом, зачем вообще было вспоминать об этом сейчас, в данной ситуации?
Я взяла руку Марка и посмотрела ему прямо в глаза.
— Слушай, Марк, разве ты не понимаешь? Сейчас все так, как было, все именно так! Tu vois? ( Да?)
Он покачал головой:
— Нет, Энни, я так не думаю.
Несколько секунд мы сидели молча, в отчаянии разглядывая улицу, ту самую улицу. И тут я заметила его, ржаво-белый фургончик Марка. Он был припаркован на той стороне улицы, там, где он припарковал его обычно в те годы. Мы стояли практически рядом с ним, прежде чем пересекли улицу и зашли в это кафе, после безумных поисков. Мы смотрели и не видели.
Я отодвинула стул и положила на поверхность стола три монеты по десять франков.
— Вставай. Поехали к тебе домой.
— Oui, — проговорил Марк, рассеянно поддев пальцами одну из монет. — Все еще франки. Не евро.
Верно. А я только привыкла к этим новым забавным маленьким коричневатым монеткам. Правда, к своим сорока, как я уже поняла, мне придется надевать очки, чтобы разобрать их достоинство.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Le probl`eme, — начал медленно Марк, вписываясь в автомобильный поток, направляющийся в сторону Елисейских полей, к его старой квартире, — когда мы вернемся ко мне, тогда все будет по-другому.
Я рассматривала его профиль, его идеальный, словно точеный, профиль. Прямая линия носа, волевой подбородок… Во мне проснулись чувства, о которых я давно забыла. Это был Марк, снова такой молодой и сильный мужчина, которого я любила.
Массивная Триумфальная арка нависала над нами, когда Марк лавировал на своем фургончике между беспорядочно снующими автомобилями. Действительно, в первый день нашего знакомства он отвез меня домой в Порт-де-Баньоле, в 20-й район на востоке Парижа. Мы не были у него дома, по крайней мере не в самом начале знакомства. Ко мне мы едва ли могли отправиться сейчас. Там была Бетти, готовая засыпать нас кучей вопросов. Этого мне сейчас хотелось меньше всего.