Дезире
Шрифт:
— Что пишет граф Флаго из России, Гортенс?
Любовник Гортенс — граф Флаго, адъютант императора. С тех пор, как она не живет с толстым Луи, ее связь не очень скрывается, а особенно в гостиной ее матери.
— Он идет в снегах вместе с императором, — гордо сказала Гортенс.
— Бонапарт идет в снегах? Конечно, он едет в санях, а твой Флаго пишет глупости.
— Граф Флаго пишет мне, что от самого Смоленска он идет рядом с императором. Император решил идти пешком потому, что все лошади пали от холода. Пали от холода,
— Какая нелепость! А верный Менневаль тоже идет с ним? — спросила Жозефина.
Гортенс перелистала письмо, состоящее из многих страничек.
— Менневаль упал от истощения, его положили на повозку с ранеными.
В комнате воцарилось молчание. Полено в камине вдруг затрещало, и все вздрогнули.
— Завтра я помолюсь о них, — прошептала Жозефина и попросила Терезу погадать на Наполеона.
«Богоматерь», сразу став серьезной, разложила карты, говоря:
— Бонапарт — червонный король, как всегда.
Жозефина, побледнев, затаила дыхание. Гортенс встала и наклонилась через плечо Терезы. Полетт прижалась ко мне, посматривая на моего молодого графа. Граф Розен всем своим видом показывал полнейшее равнодушие.
Тереза молча глядела в разложенные карты. Жозефина наконец не выдержала и прошептала:
— Ну?
— Плохи дела, — сказала мрачно Тереза. Потом она опять долго молчала.
— Вижу дорогу, — сказала она наконец.
— Конечно. Ведь император возвращается из России. Он идет пешком, но он же в дороге, — проронила Полетт.
Тереза покачала головой.
— Вижу не эту, другую дорогу. Это путь по воде. Путешествие на корабле.
Молчание было долгим.
— Какова же будет его судьба? — не выдержав, опять спросила Жозефина.
— Трефовая дама не будет вместе с императором. В твоей судьбе изменений не вижу. Только денежные затруднения. Но в этом нет ничего необычного.
— У меня опять долги Рою, — промолвила Жозефина задумчиво.
Тогда Тереза подняла руку, призывая к вниманию.
— Вижу разлуку с червонной дамой.
— Это Мари-Луиза, — шепнула мне Полетт.
— Но эта разлука не предвещает ничего хорошего. И вообще я не вижу ничего хорошего, — Тереза говорила теперь взволнованно. — Что может обозначать червонный валет? Червонный валет лежит между ним и валетом треф. Валет треф — это Талейран…
— В прошлый раз это был Фуше, — заметила Гортенс.
— Червонный валет, может быть, маленький король Римский? — предположила Жозефина.
Тереза смешала карты и быстро разложила их вновь.
— Опять путешествие морем, денежные затруднения и… измена червонной дамы.
— Измена червонной дамы? — почти задохнулась Жозефина.
Тереза кивнула.
— А
— Не понимаю… Между императором и трефовой дамой нет никого, и все-таки… все-таки он не с ней, я, право, не понимаю, дорогая Жозефина. А вот опять червонный валет. Рядом с императором, все время рядом с императором. Нет, это не король Римский, это не ребенок, это взрослый мужчина, но кто?
Озадаченная, она бросила взгляд вокруг. Мы не знали, что ответить.
— Это может быть даже и не мужчина, а молодая женщина из нашего круга. Женщина, которую император не считает взрослой и серьезной. Это кто-то, кто сопровождает императора всю жизнь, и который его не покинет и не возненавидит никогда, даже если…
— Дезире! — закричала Полетт. — Конечно, валет червей — это Дезире!
Тереза смотрела на меня, не понимая. Жозефина задумчиво покачивала головой.
— Это вполне может быть. Подруга юности. Молодая девушка из прежних молодых лет. Я думаю, что действительно это Ваше королевское высочество.
— Прошу вас, не вмешивайте меня в эти дела, — живо сказала я и почувствовала себя смущенной, особенно перед графом Розеном.
Жозефина поняла.
— Довольно на сегодня, — сказала она, подходя к графу. — Мне кажется, дождь перестал. Пойдемте, граф, я покажу вам свои розы.
Вечером мы возвращались в Париж. Опять шел дождь.
— Боюсь, что вы очень скучали, граф Розен. Но мне хотелось представить вас самой красивой женщине Парижа.
— Императрица Жозефина действительно была очень хороша, — ответил молодой человек вежливо.
«Она постарела за одну ночь», — подумала я. Я тоже постарею когда-нибудь, несмотря на то, что мои веки будут покрыты золотой пудрой. Надеюсь, что это не случится за одну ночь, но это уже будет зависеть от Жана-Батиста.
— Дамы в Мальмезоне очень отличаются от наших стокгольмских дам, — заметил Розен. — Здесь не стесняются рассказывать о себе и своих любовных авантюрах.
— А разве в Стокгольме не бывает любовных похождений?
— О, конечно! Но об этом не говорят.
Глава 40
Париж, 19 декабря 1812
С тех пор, как я была в Мальмезоне, дождь льет не переставая. Но, несмотря на дождь, люди собираются на улицах, читают бюллетень номер 29, газеты и пытаются представить себе, как их сыновья умирают от холода в России. На всех перекрестках вы можете услышать одни и те же разговоры. Все чего-то ожидают. Я не знаю ни одной семьи, где бы не было бы кого-нибудь в России.
Во всех церквах идут службы.
Вчера вечером мне не спалось. Я бродила из одной комнаты в другую. Старый дом Моро был холодным и неуютным и очень велик для меня одной. Наконец я набросила соболью накидку, подарок Наполеона, на капот и села к бюро в маленькой гостиной, чтобы написать Оскару.