Дезире
Шрифт:
— Правда? Они ожидают? Господа Талейран и Фуше ожидают у тебя дома, чтобы отдать Францию Бурбонам?..
— Нет. С ними ожидает Лафайет.
Он поморщился.
— Эжени, прошу тебя, не держи шпагу так, как будто это зонтик!
— А ваш ответ правительству, генерал?
— Покажи мою шпагу и скажи, что я сдаюсь союзникам. Я уеду в Рошфор через час… нет, через два часа. Оттуда я пошлю письмо моему главному недругу — принцу-регенту Англии. Моя дальнейшая судьба зависит от союзников. — Он помолчал и быстро добавил: — Во всяком случае, пусть фрегаты ожидают в Рошфоре.
— Они
— Мадам!
Я быстро обернулась.
— Мадам, говорят, что на Святой Елене плохой климат. Могу ли я рассчитывать, что англичан будут просить изменить место моего изгнания?
— Вы сказали, что Святая Елена где-то возле мыса Доброй Надежды?..
Он смотрел на меня блуждающим взглядом.
— После моего первого отречения я пытался покончить с собой. В Фонтенбло. Но я не умер. Моя миссия не была еще выполнена. На Святой Елене я продиктую мое политическое завещание. Вы никогда не были между жизнью и смертью, мадам?
— Вечером, когда вы стали женихом виконтессы Богарнэ, я хотела броситься в Сену.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Вы хотели броситься… И как же вы спаслись, Эжени?
— Бернадотт удержал меня.
Пораженный, он покачал головой.
— Как странно! Бернадотт тебя удержал, ты будешь королевой Швеции, я вручил тебе шпагу Ватерлоо… Ты веришь в судьбу, Эжени?
— Нет. Только в случайность. — Я протянула ему руку.
— Ты найдешь дорогу в этом лабиринте, Эжени?
Я кивнула.
— Скажи братьям, чтобы они приготовили все к моему отъезду. Прежде всего — штатское платье. Я хочу еще немного побыть один. Что касается нашей предполагаемой свадьбы, то, поверь, это было не только из-за твоего приданого. А теперь иди, Эжени, уходи скорее, пока я не передумал…
Я быстро шла по дорожке. Дорожки лабиринта, казалось, не имели конца. Солнце пекло. Ни малейшего ветерка, ни одна ветка не шевелилась, птицы и те замолчали.
«Я несу шпагу, — думала я. — Я несу шпагу, и все кончено!» Платье облепило мне тело, перед глазами сверкали искры. Розы обступали меня со всех сторон. Розы цвели и благоухали под горячими лучами солнца. Особенно много было белых роз. Она так любила белые розы!.. Я шла быстро, потом побежала…
Голос Жюли:
— Как ты долго!
Да, этот разговор длился, казалось, целую жизнь! Возле лестницы меня ожидали братья Наполеона, мой Розен и комиссар Бекер. Никто не шевелился. Они, как восковые фигуры, стояли и смотрели на меня. Но не на меня, а на шпагу, которую я неумело и осторожно держала в руке.
Я остановилась и, наконец, вздохнула всей грудью. Граф Розен протянул руку, чтобы взять у меня шпагу. Я покачала головой. Остальные не двигались.
— Генерал Бекер!
— К вашим услугам, Ваше высочество!
— Генерал Бонапарт решил сдаться союзникам. Генерал отдал мне свою шпагу, лично мне, как наследной принцессе Швеции. Через два часа генерал Бонапарт уедет в Рошфор.
На лестнице показались женщины.
— Наполеон, — прошептала м-м Летиция и тихонько заплакала.
— Через
«Он его ненавидит, поэтому он хочет его сопровождать», — подумала я.
К Жозефу подошел генерал Бертран и доложил:
— Два полка готовы исполнить любой приказ Его величества.
— Но ведь именно из-за того, чтобы избежать гражданской войны, чтобы оградить Францию от резни, генерал Бонапарт принял такое решение. Не лишайте его этой возможности! — закричала я.
Я вдруг почувствовала, что дрожу с головы до ног, в глазах опять замелькали какие-то искры. Рядом плакала Жюли.
— Завтракал ли сегодня Наполеон? Ведь ему так далеко ехать, — заохала м-м Летиция.
— Генерал просит приготовить штатское платье и хочет побыть один.
Не помню, как я села в коляску. Когда я немного пришла в себя, вокруг были поля, кусты, деревья. Все, как прежде. Ничего не изменилось! «Как странно», — подумала я с удивлением. Поднялся ветер. Он был душист, как розы в парке Мальмезона. Граф Розен разжал мои пальцы и поставил шпагу в углу коляски, рядом со мной.
В этот момент… Не знаю, как я смогла уберечь голову, вероятно, инстинктивно отшатнулась. Потом я услышала свой крик. Камень, большой камень стукнул меня по коленке.
Розен крикнул что-то по-шведски кучеру, тот изо всех сил стал стегать лошадей. Второй камень ударил по задней стенке коляски. Розен был смертельно бледен.
— Ваше высочество, уверяю вас, виновного найдут.
— Для чего? Разве это необходимо?
— Конечно! Когда камнями швыряют в наследную принцессу Швеции…
— Но камни не предназначались шведской принцессе. Их бросали в жену маршала Бернадотта. А она уже не существует…
День клонился к вечеру. Нас догнал всадник. Вероятно, это был курьер Бекера, который должен был сообщить правительству, что все кончено. Я откинулась на подушки коляски, я смотрела на зелено-голубое небо. Зажигались первые звезды. Все кончено, да… все кончено! Мне трудно было представить себе, что нужно выйти из коляски, опять видеть людей, думать и действовать.
— Хоть это и неприлично, но не могли бы вы взять меня за руку, граф? Я так устала и так одинока!
Он робко положил свою руку на мою.
Когда мы подъехали к предместью, темнота сомкнулась вокруг нас. Возле всех дверей стояли группы людей, которые негромко переговаривались между собой. «Сейчас, — подумала я, — Наполеон надел свою штатскую одежду. Сейчас он уже в пути. Его мать дала ему в дорогу бутерброды. Он едет в дальний путь… Париж спасен!»
В начале улицы Анжу мы попали в большую толпу. Коляска остановилась. Улица Анжу была полна людей, громко переговаривавшихся между собой. Кто-то крикнул: «Шведская принцесса». Крик подхватили. Голоса гремели уже как гроза. Подбежали караульные, раздвинули толпу и коляска потихоньку тронулась. Впереди был мой подъезд и факелы, освещавшие его. Двери были широко открыты. Мы вышли из коляски, и двери за нами быстро захлопнулись. Гул голосов долетал до нас уже не так громко, он был похож на рокот дальнего прибоя.