Диагноз: Любовь
Шрифт:
— Если бы мы участвовали в «Реанимации», у нас сейчас была бы вечеринка, — сказала я, закрывая карточку больного. — Мы бы ели хорошую еду и слушали забавную музыку. А может, среди нас появился бы ковбой со сломанным пальцем, который учил бы всех танцевать канкан. Мы бы не сидели здесь в пять часов вечера накануне Рождества.
— Ты что, шутишь? — Эд зажмурился, вбивая еще одну скрепку под потолок при помощи канцелярского пистолета. — Попади мы в шоу, тебе пришлось бы иметь дело с эпидемией оспы, аварией школьного автобуса и взрывом
Он снял шапку и вытер ею вспотевшее лицо, как это обычно делают рабочие, которые ремонтируют железную крышу в жаркий день. Вот только шапка у Эда представляла собой красный колпачок с белым помпоном, а стоял он не на крыше, а на столе дежурной медсестры.
— По крайней мере, в ближайшие минуты эти украшения не отвалятся, — сказал он, рассматривая гирлянду из маленьких санта-клаусов и красных лент.
— Хорошая работа, — похвалила я, перегибаясь через верх стойки, чтобы стащить еще один имбирный пряник.
— Ты сегодня собираешься к Алисии? — спросил Эд, примеряясь, как бы поудобнее спрыгнуть со стола.
Я даже не успела предположить, что могли значить его слова, — неужели я не приглашала его еще три недели назад? — как задняя дверь отделения экстренной помощи с грохотом распахнулась и мы услышали крик. Повернувшись, я увидела медиков, которые везли каталку с молодой женщиной. Она визжала и плакала, и ее поведение для нашего тихого отделения казалось слишком оживленным.
— Что, черт возьми, происходит? — спросила я, отбрасывая пряник и быстро подбегая к ним. С первого, беглого, взгляда стало ясно, что женщина, к счастью, не попала в аварию и не стала первой жертвой эпидемии оспы — она просто была беременна.
Пока медики заталкивали каталку в дальний, отгороженный занавеской угол, я выяснила, что случилось: пациентке тридцать один год, схватки начались четыре часа спустя после того, как отошли воды, теперь они происходят каждые две минуты, и женщина жалуется на ректальное давление.
— Я принесу подкладное судно, — сказала Марианн.
— У меня будет ребенок, — закричала женщина, — прямо сейчас!
— Хорошо, только успокойтесь на секундочку, — попросила я, надевая перчатки с хорошо слышным щелчком и протягивая руку за смазкой. — Откиньтесь на спину и позвольте мне осмотреть шейку матки.
Женщину можно было назвать какой угодно, только не спокойной. Она извивалась от боли с такой силой, что сложно было даже раздвинуть ее ноги. Когда же мне удалось задрать юбку и протянуть руку под ткань, я все равно не смогла достать до шейки матки. Из вагины уже торчала голова младенца.
— Забудьте о подкладном судне, несите набор инструментов, — велела я. — Головка ребенка уже на выходе. Не тужьтесь пока, — предупредила я женщину, которая, скривившись от боли, тут же завопила так, что задрожали стекла.
Голова младенца
— Прекратите тужиться! — закричала я, безуспешно пытаясь размотать пуповину, которая обвилась вокруг шеи ребенка. Пуповина не поддавалась.
— Приведи Денверса, — сказала я Марианн. — Нет, дай мне кровоостанавливающий зажим и ножницы. И отсос. А потом приведи Денверса!
— Я приведу Денверса, — услышала я голос Эда откуда-то из-за моей спины.
Мое сердце колотилось со скоростью пулеметной очереди, руки дрожали от осознания того, что мне сейчас придется принимать решение. Как только я перережу пуповину — клац! — ребенок перестанет получать кислород и мне придется чертовски быстро вытащить его наружу. Но если его плечи застрянут, он определенно задохнется. Разрезав ножницами пуповину, я размотала ее, освободив шею ребенка, и пригнула его головку вниз. Он тут же выскользнул — сначала плечики, а в следующий момент и все тело. Ребенок свободен!
Я дрожала, удерживая посиневшего младенца между ногами его матери. Он не плакал. Он вообще не издавал ни звука.
Меня ослепила вспышка яркого света, когда я шагнула к закрытому кувезу, намереваясь положить младенца.
— Мальчик или девочка? — спросил новоявленный отец, держа у лица камеру, словно собрался из нее застрелиться, а не сделать несколько снимков.
— Это девочка. — Я поняла, что до сих пор этот вопрос волновал меня меньше всего. Трубочкой отсоса я очищала ноздри малышки, одновременно массируя суставом пальца ее грудную клетку. Я потянулась за кислородной маской, но тут услышала плач матери и сказала Марианн помассировать ей живот и вывести плаценту.
В тот момент, когда в комнату влетел мистер Денверс — белый халат, как всегда, плащом вился за его плечами, — ребенок издал первый звук, жалкий, словно кошачье мяуканье, но все же звук.
— Она… плачет? — спросила мать, на мгновение забыв о собственных слезах.
— Только что начала, — ответила я, снова используя отсос, чтобы избавить легкие младенца от мекония.
— Поздравляю! — воскликнул мистер Денверс, пожимая руки молодым родителям.
— Произошло удушение пуповиной, — пояснила я. — Мекониевая аспирация.
Денверс через мое плечо взглянул на новорожденную, которая уже порозовела и начала двигаться, и назвал ее «милой». Затем он вернулся к каталке и сказал родителям, что мы проведем неонатальный осмотр, после чего девочку поместят в педиатрическое отделение.
— Однако же я поздравляю вас. Ваша дочь выглядит превосходно!
— О, спасибо! Спасибо вам большое! — воскликнули родители почти хором.
— Молодец, — тихо сказал мне Денверс, прежде чем выйти из палаты.
Внезапно я поняла, что это была его первая похвала с момента моего приезда в Англию.