Диагноз
Шрифт:
К анализам была приложена короткая записка с логотипами Массачусетской больницы и медицинского факультета Гарвардского университета в верхнем левом углу.
Дорогой мистер Чалмерс, как видите, все показатели абсолютно нормальны, включая ТТГ, который очень точно отражает состояние функции щитовидной железы. Я не могу найти объяснения онемению, основываясь на анализах крови. Что ж, надо продвигаться дальше: вперед и выше. Искренне Ваш, Арманд Петров, доктор.
В понедельник двадцать первого июля, в четыре часа, Билл явился на прием к неврологу. Невролог, тучный мужчина, который
— Состройте-ка мне смешную гримасу. Состройте-ка мне смешную гримасу, — сказал невролог и сам, показывая пример, скорчил забавную рожу. — Так, мимическая мускулатура здесь в полном порядке. — Невролог потер Биллу щеки, руки и ноги, проверяя чувствительность. Исследовал черепно-мозговые нервы и глаза. — Выражение глаз действительно кажется немного застывшим, но сетчатка в порядке, зрение в пределах нормы, зрачки правильно реагируют на свет. — Врач постучал Билла по локтям, предплечьям, коленям и кистям. Потом наступила очередь камертона. Сколько секунд Билл чувствует вибрацию? Две? Три? Невролог поколол иглой кожу: сначала верхние конечности от пальцев до плеч, а потом нижние — от бедер до стоп.
— Чувствительность полностью утрачена в стопах, кистях, предплечьях и плечах.
Было четыре сорок пять. Невролог выкатил на середину кабинета электромиограф — компьютер на подставке с прикрепленным к нему длинным рычагом, с которого свисали провода и металлические диски. Эти диски врач наложил на разные участки тела Билла и начал пропускать через них разряды электрического тока.
— Тихо! — вдруг без всякого предупреждающего бормотания рявкнул доктор. На экране осциллографа заплясали какие-то кривые. Невролог начал втыкать в плоть своего пациента маленькие иголки, оценивая при этом величину едва заметных электрических токов. Невролог кривился. Раскачивался на стуле из стороны в сторону, внимательно разглядывая кривые и графики. Наконец смешно всплеснул руками и поручил двум молоденьким ассистентам распечатать заключение. — Я не вижу у вас ничего необычного, мистер Чалмерс.
— Ничего? — с несчастным видом переспросил Билл, стирая с рук и ног липкий электродный гель. — Что значит «ничего необычного»? Я же ничего не чувствую! У меня все онемело. Онемело. Я болен и хочу лечиться.
Невролог вздохнул и смахнул с угла глаза невидимую пылинку.
— Скорость проведения по нерву приблизительно пятьдесят сантиметров в секунду. Дистальная задержка составляет от трех до четырех миллисекунд на семь сантиметров. Амплитуды возбуждения удовлетворительны. — Он без всякого выражения покачал своей массивной головой. — Простите, но я не вижу никакой болезни. Тысяча извинений, но я не могу…
— Ничего? — спросила вечером Мелисса во время поездки в Сэдбери, где Чалмерсы должны были пообедать с тремя знакомыми супружескими парами. Они ехали на «вольво» Мелиссы; за неполный год эксплуатации фургон успел
— У тебя сломался прикуриватель, — сказал Билл, пытаясь вставить в гнездо штекер своего мобильного телефона. Он потянулся вперед, наклонившись к приборной доске, и ремень безопасности врезался ему в грудь.
— Что ты делаешь? — спросила Мелисса. Начало темнеть, и вдоль дороги зажглись светло-желтые фонари. Мелисса включила ближний свет.
Билл продолжал безуспешно бороться со штекером. Сначала он покрутил его из стороны в сторону так, что раздался резкий металлический скрежет, потом нажал на штекер подошвой ботинка. Зеленый индикатор телефона не желал загораться.
— Ничего не понимаю, — сказал Билл и буркнул что-то насчет нужных телефонных звонков. Возмущенно фыркнув, он с силой выдернул штекер из гнезда и попытался в тусклом свете сумерек рассмотреть штырьки и соединения. — Можно позвонить с твоего телефона?
— Я оставила его дома. Не понимаю, как это невролог не смог ничего найти. У тебя же онемение! Разве не этим занимаются неврологи? Кто он такой?
— Какой-то доктор Кендри. Его рекомендовал Петров и очень хвалил.
Билл вставил в прикуриватель шариковую ручку.
— Билл. — Глаза Мелиссы наполнились слезами. — Что мы будем делать? Прошу тебя, позволь мне обратиться к Генри. Я ничего не понимаю и очень переживаю.
— Я пойду к другому неврологу.
— Я не могу больше вести машину. — Она свернула к обочине, остановилась и, расплакавшись, сжала руку мужа. Мимо проносились зажженные фары встречных автомобилей.
За обедом в «Уэйсайд Инне», в старинном зале с выщербленным дощатым полом, Мелисса сразу выпила три бокала вина и, поняв, что совершенно опьянела, вышла в комнату отдыха, где и оставалась до тех пор, пока другие пары не разъехались по домам.
В следующую пятницу Билл снова явился в Массачусетскую больницу, чтобы обсудить с врачом результаты проведенных исследований. Войдя в кабинет доктора Петрова, Билл первым делом увидел трех улыбчивых молодых интернов.
— Надеюсь, вы не станете возражать против их присутствия, — сказал Петров. — Доктор Сэнг, доктор Гартунян, доктор Эвальд.
Интерны по очереди улыбались и кивали. Все трое, одетые в синюю хирургическую форму, ожидая указаний, сгрудились вокруг доктора, как подружки вокруг невесты. В маленький кабинет, раздвинув крутые утесы пачек историй болезни, были втиснуты пять стульев. Петров удовлетворенно склонил голову, и интерны расселись по местам, скрипя по линолеуму своими вымытыми антисептиком резиновыми шлепанцами.
— Результаты компьютерной томографии, — объявил доктор Петров. Взяв прозрачную папку с одной из белых бумажных куч, он протянул снимки доктору Гартуняну, молодому человеку с непослушными светлыми волосами. Тот несколько минут молча изучал снимки, потом зашептал что-то в висевший на груди диктофон. После этого Гартунян передал папку доктору Сэнг. Доктор Сэнг наговорила в диктофон свою интерпретацию и отдала томограмму доктору Эвальду. Когда интерны ознакомились со снимками, Петров отдал их Биллу, который, ничего не понимая, уставился на кусок рентгеновской пленки.