Диалоги
Шрифт:
d
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.В таком случае не странно ли то, в чем оно будет находиться в тот момент, когда оно изменяется?
Аристотель.Что именно?
Парменид.«Вдруг» [25], ибо это «вдруг», видимо, означает нечто такое, начиная с чего происходит изменение в ту или другую сторону. В самом деле, изменение не начинается с покоя, пока это – покой, ни с движения, пока продолжается движение;
e
однако это странное
Аристотель.Кажется, так.
Парменид.И коль скоро единое покоится и движется, оно должно изменяться в ту и в другую сторону, потому что только при этом условии оно может пребывать в обоих состояниях. Изменяясь же, оно изменяется вдруг и, когда изменяется, не может находиться ни в каком времени, и не может, значит, в тот момент ни двигаться, ни покоиться.
Аристотель.Конечно, нет.
Парменид.Но разве не так обстоит дело и при прочих изменениях? Когда что-либо переходит от бытия к гибели или от небытия к возникновению,
157
происходит его становление между некими движением и покоем и оно не имеет в тот момент ни бытия, ни небытия, не возникает и не гибнет.
Аристотель.Выходит, так.
Парменид.По той же причине, когда единое переходит из единого во многое, и из многого в единое, оно не есть ни единое, ни многое, оно не разъединяется и не соединяется; точно так же, переходя из подобного в неподобное и из неподобного в подобное, оно не есть ни подобное, ни неподобное, оно не уподобляется и не становится неподобным; наконец, переходя из малого в великое и равное и наоборот, оно не бывает ни малым, ни великим, ни равным, не увеличивается, не убывает и не уравнивается.
b
Аристотель.Выходит, что нет.
Парменид.Значит, единое испытывает все эти состояния, если оно существует.
Аристотель.Как же иначе? Относительное и абсолютное полагание единого
с выводами для иного
Парменид.Не рассмотреть ли теперь, что испытывает другое, если единое существует?
Аристотель.Да рассмотрим.
Парменид.Будем поэтому рассуждать о том, что должно испытывать другое – не-единое, – если единое существует.
Аристотель.Будем.
Парменид.Итак, поскольку другое есть другое по отношению к единому, оно не есть единое, иначе оно не было бы другим по отношению к единому.
Аристотель.Правильно.
c
Парменид.Однако другое не вовсе лишено единого, но некоторым образом причастно ему.
Аристотель.Каким именно?
Парменид.Другое – не-единое – есть другое, надо полагать, потому, что имеет части, ибо если бы оно не имело частей, то было бы всецело единым.
Аристотель.Правильно.
Парменид.А части, как мы признаем, есть у того, что представляет собою целое.
Аристотель.Да, мы
Парменид.Но целое единое должно состоять из многого; части и будут его частями, потому что каждая из частей должна быть частью не многого, но целого.
Аристотель.Как это?
d
Парменид.Если бы что-либо было частью многого, в котором содержалось бы и оно само, то оно, конечно, оказалось бы частью как себя самого – что невозможно, – так и каждого отдельного из другого, если только оно есть часть всего многого. Но не будучи частью чего-нибудь отдельного, оно будет принадлежать другому, за исключением этого отдельного, и, значит, не будет частью каждого отдельного; не будучи же частью каждого, оно не будет частью ни одного отдельного из многого. Если же оно не есть часть ни одного, то невозможно ему быть чем-нибудь – частью или чем-то иным – по отношению к сумме таких отдельных [членов], ни для одного из которых оно не есть нечто.
Аристотель.Очевидно, так.
Парменид.Значит, часть есть часть не многого и не всех [его членов], но некоей одной идеи и некоего единого, которое мы называем целым, ставшим из всех [членов] законченным единым; часть и есть часть такого целого.
e
Аристотель.Именно так.
Парменид.Значит, если другое имеет части, то и оно должно быть причастным целому и единому.
Аристотель.Конечно.
Парменид.Необходимо, значит, чтобы другое – не-единое – было единым законченным целым, имеющим части.
Аристотель.Необходимо.
Парменид.Далее, то же самое относится и к каждой части: части тоже необходимо причастны единому.
158
Ведь если каждая из них есть часть, то тем самым «быть каждым» означает быть отдельным, обособленным от другого и существующим само по себе, Коль скоро это есть «каждое».
Аристотель.Правильно.
Парменид.Но причастное единому причастно ему, очевидно, как нечто отличное от него, потому что в противном случае оно не было бы причастно, но само было бы единым; а ведь ничему, кроме самого единого, невозможно быть единым.
Аристотель.Невозможно.
Парменид.Между тем, и целое, и часть необходимо должны быть причастны единому. В самом деле, первое составит единое целое, части которого будут частями; а каждая из частей будет одной частью целого, часть которого она есть.
Аристотель.Так.
b
Парменид.Но не будет ли то, что причастно единому, причастным ему, как иное в отношении единого?
Аристотель.Как же иначе?
Парменид.А иное в отношении единого будет, надо полагать, многим, потому что если другое в отношении единого не будет ни одним, ни бульшим, чем один, оно не будет ничем.
Аристотель.Конечно, не будет.
Парменид.А поскольку причастное единому как части и единому как целому многочисленнее единого, то не должно ли то, что приобщается к единому, быть количественно беспредельным?