Диармайд: Черное Солнце
Шрифт:
Диармайд горько улыбнулся и зажмурил глаза. Он застыл, надавив большим пальцем на татуировку, а потом, словно безумный, начал хохотать: самозабвенно, громко, не сдерживаясь.
— «Хочешь избавиться?», — повторил её слова парень, блеснув синевой глаз. — Было время, когда я готов был сделать что угодно, чтобы избавиться от неё, даже отдать жизнь. А теперь — нет, татуировка останется, это напоминание… символ моей ненависти, — зрачки Диармайда сузились, превратившись в вертикальные полоски. Скажи, почему она постоянно восстанавливается?
… — «он не в себе» — , Элизабет без
— «Нужно просто заполучить лекарство… а потом, потом я буду делать, что захочу» — безумие в глазах парня погасло, а костёр снова окрасил комнату в оранжевые тона, сменив потустороннее синее пламя ненависти, горевшее в глазах двадцатилетнего паренька.
— Чтобы татуировка восстанавливалась — в кость, хирургическим путём, вживляют артефакт-пластину из изменённого серебра, она сохраняет в себе память татуировки, и восстанавливает её, что бы не случилось, — после ответа Диармайд погрузился в раздумья, он продолжал с силой давить на татуировку, словно пытался почувствовать эту пластину под кожей.
— Там, в подземелье, ты сказала, что мой… учитель наставлял и твоего отца… Ты знакома с ним? — Нико заметил взгляд девушки и решил сменить тему.
— Нет… не думаю, что его вообще кто-либо знает, — придавшись воспоминаниям ответила она, — я, как и все, не помню его лица… ничего не помню. Хотя… нет, не так, помню голос старика, вибрирующий, полный силы, помню чёрные глаза… Это было в детстве, но я не уверена, что это не игры моего разума. Прошло уже слишком много времени с тех пор.
— Чёрные? — переспросил Нико, — ты уверенна? Разве он не маг разума?
— Не знаю. Если судить по известным мне особенностям, то он, конечно, маг разума. Но почему-то тот вибрирующий голос, первый, который я услышала в раннем детстве, всегда ассоциировался у меня с чёрными глазами.
— Странно… — тихо сказал Нико.
— Да… — так же ответила ему Элизабет.
Элизабет чувствовала, как кто-то смотрит на неё. Неприятное ощущение чужого внимания ощущалось даже во сне. Её с трудом открывшиеся глаза излучали красный свет. Девушка была раздражена, за столетия, проведённые в глубинах парижских катакомб — она не привыкла обходится без сна, хоть
— Я хочу узнать, на что ты способна, — сказал Диармайд, как только заметил красный свет её глаз.
Миг, и Диармайд оказался на полу. Элизабет сидела на парне сверху и сжимала его шею. Она крепко прижала его руки своими коленями, не давая возможности сопротивляться.
— Неужели ты меня совсем не боишься? Твои компаньоны хотя бы ведут себя сдержанно. Где твоё уважение? Где благоговение и преклонение? Где страх перед превосходящей силой? — томно сказал девушка.
Лицо Диармайда не дрогнуло, даже когда он внезапно оказался на земле, а его самого оседлал могущественный маг крови. Тембр его сердца не ускорился, словно он совершал свою ежедневную рутину.
— А я должен бояться? — спросил он, без страха посмотрев в полные силы глаза Элизабет. Нико и Мелисса быстро выскочили из подземелья, опасаясь снова попасть под воздействие дурного глаза.
— Ты не боишься, совсем, и дело даже не в иммунитете к внушению, который ты заполучил благодаря своим необычным глазам, ты просто не боишься смерти. Я видела подобных тебе только среди норвежских берсеркеров, много лет назад. Но их, в отличии от тебя, тренировали особым образом. Как ты таким получился? — Элизабет наклонилась ниже, она вблизи смотрела в безмятежные глаза парня.
— Когда у тебя остаётся только ненависть и жажда мести — страх не проходит… он изменяет свою форму. Я боюсь, очень боюсь… того, что я просто умру, исчезну, так и не воплотив своё желание. Из-за этого страха, я даже взял под контроль приступы ярости. Раньше, когда я только видел символику Ватикана или Тамплиеров — я терял рассудок, набрасываясь на них как дикий зверь, — Диармайд вспомнил расчленённые тела тамплиерских дюжин и улыбнулся. Элизабет дёрнулась и отстранилась от парня.
— Это ты, — провела она конусообразным ногтём по его скуле, нанося неглубокий порез. По белой, мертвенно бледной коже Диармайда, потекла кровь, — ты убивал дюжины ордена, рисуя их кровью знак солнца… Магия превыше всего… — одними губами сказала она.
— Чёрный рассвет, — не громко произнёс Диармайд, — так я назвал людей, собравшихся вокруг меня.
— И чего ты хочешь добиться? Чего жаждешь?
— Изменить мир.
Элизабет захохотала, она выпрямилась, всё ещё сидя на Диармайде верхом. Наклонившись, она слизала капли крови, они, поддавшись земному тяготению, медленно стекали по его щеке.
— Мир так просто не изменить, — наконец сказала она.
— Тогда я умру пытаясь, — спокойно, уверенно произнёс он. Элизабет поверила парню, она видела решимость в его жестоких глазах.
— Как же мало ты ценишь собственную жизнь, удивительно… мы так сильно отличаемся друг от друга, словно противоположности. Мою жизнь, в последнее время, и жизнью то назвать нельзя, а я всё продолжаю цепляться за неё…
— Как же сильно ты похож на Диармайда… Когда я встретила его, он был вымотан, уставший от погони, а Грайне уже носила его ребёнка. Но даже при тех обстоятельствах он мог искренне улыбаться. У тебя должно быть его лицо, но ни теплоты, ни человечности, украшавшей его, у тебя нет.