Did that hurt?
Шрифт:
— Сколько раз я говорила ездить в защите, — прохожу мимо с гордо поднятой головой, игнорируя неуместную жалость к нему, панику, при виде запекшейся крови на подбородке. — Была бы скорость больше — ты бы разбился насмерть. Ты даже без шлема, идиот.
— Я знаю. Я войду?..
Выгони! Выгони его немедленно! Ана!!!
Пропускаю эту драную кошатину в дом, не говоря ни слова. Бросить его у двери я не могу. Я не настолько стальная. Но и не настолько мягкосердечная, чтобы бросится к нему с утешающими объятиями.
Он
— Аптечка в игровой.
— Спасибо.
Зачем-то следую за ним, будто без меня он не найдет ящик, который сам же заполнял. Наблюдаю за каждым резким движением, он будто специально пытается сделать себе больнее, и просто смиряюсь с тем, что надолго меня не хватит. Я не хочу ему лишней боли.
Хочу утопить его в ведре с помоями, но при этом — подуть на разодранный подбородок, и оба желания одинаково сильны.
— Неудачно выехал с парковки.
— Идиот, — в несколько шагов преодолеваю расстояние между нами и отбираю у него ватку. Точечными движениями промокаю кровь, дуя на ранку, как маленькому, а он еще и хмурится! — Лицо попроще сделай.
— Щиплет.
— Большего придурка, чем ты, я в жизни не встречала, — меняю ватку, побольше перекиси, и Кристиан громко шипит. Он подсознательно просит ласки.
— Ана…
— Я не Ана для тебя. Не забывайся.
— Прости, — моя ладонь у его губ, он осторожно целует мои пальцы, будто прося прощения у кожи, но я одергиваю руку. Не хочу. Не хочу! — Ана, пожалуйста…
— Я не Ана для тебя! — отскакиваю от него, до резкой боли закусывая те самые пальцы, которые он только что ласкал, и не сдерживаю всхлип. — Ты представить не можешь…
— Я знаю! Знаю, малышка. Прости, пожалуйста, прости… — его объятия такие теплые и уютные, и мне так хорошо, так правильно в его руках… Громко плачу, крепко вцепившись в Кристиана, оплакивая себя, свою боль, свои старые раны. Оплакивая его страх, его боль, его моральные травмы и его потери. Оплакивая нас.
— К-Кристиан…
— Тише, — поцелуи в висок такие нужные, такие успокаивающие и заставляющие рыдать с новой силой… — Моя малышка.
— М-малышка, — громко всхлипываю, высвобождаясь из его рук, но он не выпускает меня. — Я старше тебя на семь лет.
— Моя маленькая девочка. Моя Ана. Моя Госпожа, — поцелуй опьяняет, но реальность не отпускает меня, какими бы мягкими, нежными и манящими не были эти губы, я вырываюсь.
— Ты причинил мне боль, намеренно, против моего желания. И не важно, с какой стороны «судить», пара мы или тематики, ты не имел права касаться меня, — неприлично вытираю нос, с нескрываемой обидой смотря на него.
— Я просил сцену. Я был на грани…
— Разве мое желание уберечь тебя настолько ужасно? Я не заслуживала возможности высказаться? Такой,
— Ты сама просила оставить тебя…
— Мало ли что я просила! — этот говнюк прыскает со смеху, а я искренне не понимаю, почему он еще не загорелся под моим взглядом!
— Из мисс Стил вырывается Ана. Анастейша, — нежное прикосновение большим пальцем к щеке выбивает меня из жесткой колеи. Льну к его руке, сама того не желая, а от этого еще больше злюсь. — Помнишь два способа, которыми можно успокоить даже самую злобную ведьму на свете?
— Не в твоем положении называть меня «злобной ведьмой». Обработай царапины, мы позже договорим.
Кристиан прекрасно понимает, что я сбегаю. От него, от разговора, от неминуемого секса, от факта, что ярость прошла, осталась только обида.
Наверное, я сама виновата... Он прав. Он просил сессию, он провоцировал меня, даже пытался злить. Я завалила его нежностью, почти позабыв, что он, всё-таки, сабмиссив, с проблемами, без возможности выплеснуть свои чувства в другом месте. Я виновата перед ним.
Кристиан отдал мне то, чего хотел бы сам. И это только моя ошибка.
На лбу след от крови с его подбородка, пятно очертаниями напоминает сердечко, и я даже слегка улыбаюсь, стирая его вместе с макияжем.
Этим и опасны отношения с юнцами. Я даже представить не могу Коула на месте Кристиана, чтобы он посмел ударить меня. Статный мужчина, богатый бизнесмен, приверженец классического Д/с, при этом — не подкаблучник. Теперь я его полностью понимаю, что иногда хотелось переложить с себя ответственность. Джереми не представляю, хоть он и заблудшая овца, которой хотелось боли… Я так хотела доверить Кристиану себя, не просто равноправие, а частичное доминирование, но теперь долго не смогу. Я слишком хорошо знаю себя и слишком плохо, как оказалось, знаю его. Около полугода с момента знакомства.
Ложусь на кровать, крепко обнимая любимую подушку, и почти мгновенно проваливаюсь в сон. Слишком устала от всего. Невыносимо.
***
Матрас рядом со мной прогибается, большая ладонь тихо поглаживает мою спину, и я недовольно бурчу, но глаза не открываю, не желая просыпаться.
— Тебя не должно быть здесь.
— Я знаю.
— Ты всё знаешь, судя по всему, — ладонь опускается на задницу, и я хмурюсь, тихо зашипев. — Не трогай.
— Я не хотел. Мне очень жаль, что я сорвался. Я принес крем, — он хвастает пузырьком, и я чуть улыбаюсь.
— Это моя вина, что ты сорвался. Я должна была слышать тебя и контролировать тебя. Ты дал мне то, чего тебе недоставало.
— Я не должен был…
Ана, ты по уши в дерьме.
— Пообещай, что никогда больше не сделаешь мне больно, — подушечками пальцев поглаживаю двухдневную щетину на его щеке, по линии подбородка, и он хмурится.
— Я клянусь.
— Тогда хорошо, — целую Кристиана в ранку на подбородке, и эта гадость мурчит, пододвигаясь ближе.