Did that hurt?
Шрифт:
— Я скоро приеду.
— Спасибо.
Не рыдай, Стил. Ты делаешь это ради Кристиана.
Я не знаю, что ждет меня там, за дверью собственного дома. Но иного выхода у меня нет.
Идиотка.
Отпираю дверь своим ключом, и на некоторое время замираю на проходе; лестница усыпана лепестками роз, а на каждой ступеньке по две свечи. Романтики мне-то и не хватало…
— На прихожей маска для сна, Анастейша.
Этот голос… Знакомый, очень, из прошлого.
Разуваюсь, бросаю сумку на туфли и смиренно
— Какая послушная девочка, — сильные руки на моей талии, и я непроизвольно вздрагиваю. — Время играть, Анастейша… — крепко сжав сначала одно запястье, а потом и другое, на моих руках щелкают простые металлические наручники.
Некто ведет меня по лестнице, сворачиваем влево, и я слышу привычный скрип двери в игровую.
— Потрясающая комната, мисс Стил, — этого не может быть… — Ты только посмотри на себя, какая покорная. С Котёнком такая же, наверное?
Ана, скажи хоть слово.
— Не молчи, когда тебя спрашивают! — пощечина не заставляет меня открыть рот. Боль и шок. Некто снимает с меня брюки с бельем, а с блузкой немного возится, разрезая её ножницами.
Какая же я дура! Дура!!!
— Гордая. Что же, сделаем так, чтобы ты совсем не могла говорить, — грубые пальцы разжимают мою челюсть, и этот ублюдок плюет мне в рот, пока второй оттягивает за волосы. Несколько пощечин, и рот затыкает кляп, туго затянутый на затылке, заглушая недовольный стон. — Совсем другое дело.
Будь я проклята, если это не Александр Форрест крепко держит меня за горло, сдавливая, пока второй держит меня, чтобы не упала.
Второй, Некто… Голос молодой. Хрипловатый. Такой далекий и знакомый одновременно.
Мне уже всё равно.
— Анастейша Роуз Перри, знала бы ты, каким ты подарком была для меня. Каким подарком была твоя тупость и слепая вера первому встречному. Вера в дружбу.
— Маленькая глупая девочка Ана…
— Я собирался убить тебя как месть Трэвису, этому ублюдку, а вот не получилось, с ним расправились раньше, и кто, Ана! Только взгляни! — приглушенный свет не ранит глаз, когда Алекс стягивает с моего лица маску. — Познакомься с моим лучшим другом, детка, — он разворачивает меня, заставляя смотреть на второго, и от ужаса, от шока, от слепой ярости я начинаю задыхаться, смотря прямо в такие родные, но молодые и ледяные глаза… Томми. — Я продал тебя ему. Со всеми подробностями.
Томас Уильям Марк Перри II. Сын моего мужа, которого он так любил, которым он гордился. Которого я считала своим хорошим другом, не смотря на мизерную разницу в возрасте.
Паника. Страх. Шок. И острая боль, разрывающая меня изнутри.
— Ах, на что только не пойдешь ради любви и мести. Ведь так, Ана? Том пригласил меня, чтобы я показал тебе, как больно ему было, когда ты раздвигала свои прекрасные ножки перед его папашей, когда могла бы быть его.
— А после мы уедем, уедем, Анастейша, уедем, уедем, уедем!
Добро
— Представляешь, это всё — идея Тома, — Алекс копается в ящиках комода, разыскивая устройство для моей экзекуции, Том же пихает меня под колени, заставляя упасть на колени. — Вот это идеально… Томас страдал, это ты делала ему больно, специально. И сейчас я сделаю тебе так же, как было ему.
Это плеть, любимая «кошка», кажется. Без разогрева флоггером. И Алекс не жалеет силы, не жалеет и меня, ногами пиная, если ему надо, чтобы я перевернулась. Больно настолько, что перестаю чувствовать некоторые участки тела, а голос срывается от безумного визга. Задыхаюсь от слез… И возбуждаю этим Алекса, в отличие от Тома, чуть ли не плачущего вместе со мной. Он безумен, в самом прямом смысле, он болен!
Время перестает существовать для меня. Алекс меняет «кошку» на что-то иное, я уже не замечаю, я даже не чувствую боли, лишь легкое пощипывание, и это злит Алекса. Он сильнее пинает меня, не прекращая играть, и я даже не замечаю, когда теряю сознание.
***
Где я? Почему такая темнота, но при этом всё плывет… Так холодно... О, господи, я голая!
Голая, со связанными ногами, подвешенная за кожаные наручники, судя по слабому освещению и обстановке, всё ещё в собственной игровой.
Верещу, пытаясь выбраться из плена, но во рту кляп. Лишь громкое мычание, которое пробуждает моего мучителя.
Удар.
Звонкий, болезненный, раздирающий кожу на спине. Настолько сильный, что я чувствую капельку крови, ползущую от лопаток вниз по ягодицам…
Больно настолько, что я не чувствую спину.
— Наконец-то ты очнулась, Анастейша!
Том. Алекс. Ад.
А Мастер Икс профессионал. Том делает больно, беспредельно больно, когда у Алекса каждый удар был шедевром, хоть и приносящим боль, но не ранящим.
— Как ты хороша, Анастейша. Как. Ты. Хо-ро-ша, — голос рядом с моим ухом, и голос такой сладкий, близкий, хрипловатый и надломленный. Меня трясет от этого звука. Или сотрясает из-за безмерно сильных ударов по спине девайсом, который я не могу опознать… — Этот ублюдок умел выбирать, — крючки скрипят, когда мучитель поворачивает меня лицом к себе, схватив за грудь. Я начинаю задыхаться, меня тошнит, и Том проворно снимает с меня кляп. В глазах слезы, и я не скрываю их, но не могу даже всхлипнуть.
— Ты никогда не замечала меня. Я думал, потому что слишком молод, я смирился. Поверил, что ты предпочитаешь стариков. А потом ты встретила этого! Котика! — зловещий смех наполняет комнату, но и удары прекращаются. — И я сорвался. Ты всегда была такой красивой, и даже твои шрамы не уродовали тебя. Я столько лет мечтал, как прикоснусь к каждому из них своим языком, с самого первого раза как подсмотрел за вашим сексом с отцом. В каждом сне, в каждом своем сне я видел, как ты бы извивалась подо мной, как извивалась каждый раз под ним. Престарелым, больным ублюдком-педофилом.