Дикарь

Шеридан Миа

Теперь он смотрел настороженно, словно ожидая, что Харпер набросится на него.

— Я только что процитировала Александра Дюма, но думаю, ты это знаешь. — Она замолчала на мгновение, а затем продолжила. От волнения у неё перехватило дыхание: — Лукас, у тебя есть рюкзак? Он принадлежал моей маме.

Лукас помедлил несколько секунд, затем выдохнул, словно поборов какие-то внутренние сомнения, встал и подошёл к углу хижины, тому, что ближе к двери, опустился на колени и поднял с пола доску.

Харпер в замешательстве наблюдала, как он что-то

вынимает из-под пола, а заметив бирюзовый цвет, чуть не закричала, но в последний момент закрыла рот руками.

«Я была права. Я всё правильно запомнила!»

Харпер порывисто вскочила, опустилась на колени рядом с Лукасом, взяла рюкзак и прижала его к груди.

– Спасибо, — прошептала она.

«Ещё одна частичка от прошлого, от мамы».

Но стоило Лукасу посмотреть на рюкзак, как в его взгляде появилось выражение острой потери… словно рюкзак и его содержимое были так же ему дороги, как и ей.

— Он принадлежал твоей маме, и должен быть у тебя, — сказал он, скорее из желания успокоить себя. — Мне жаль, что я не отдал тебе его вместе с кулоном.

Харпер смотрела на Лукаса с сочувствием, понимая — не смотря на желание помочь ему, дать ему что-то, она в очередной раз лишь забирает.

Она медленно открыла рюкзак, достала несколько листков бумаги и стопку тетрадей в спиральном переплете. Слёзы застилали глаза, когда она листала блокнот. Почерк её мамы сразу же всплыл в памяти и показался до боли знакомым и родным, хотя она так давно его не видела.

Харпер заметила, что страницы были потрёпанными, будто тетради перечитывали снова и снова. Некоторые фразы выцвели, словно по ним постоянно водили пальцем, возможно, пытаясь запомнить. Во многих местах под словами её мамы были написаны похожие строки, как будто кто-то пытался воссоздать их или, возможно, практиковать свои собственные. На полях также были рисунки — деревья, листья, волки и другие лесные животные, связанные друг с другом, закрученные так тесно, что приходилось присматриваться, чтобы разобрать отдельные элементы. Харпер обратила внимание, что со временем тот другой подчерк изменился, стал уверенным и чётким, а любительские рисунки обрели более яркую форму и реализм. Лукас, конечно, не был Пикассо, но в простоте его работ была какая-то прелесть и очарование. И она знала, что видит на этих страницах: то, как он рос и взрослел, и ее сердце ойкнуло.

Ближе к концу тетрадей его почерком были написаны вопросы. Он снова и снова обдумывал размышления её мамы о жизни, любви, дружбе, мести, прощении и обо всех темах, затронутых в мамином любимом литературном произведении.

Когда она подняла на Лукаса глаза и встретилась с ним взглядом, то увидела, что он покраснел, и на его лице отразился острый стыд.

— Извини, — сказал он с раскаянием в голосе, глядя на то место, где нарисовал волка, воющего на луну.

Харпер покачала головой.

— Все в порядке. Лукас, Мне… мне очень нравятся твои рисунки. — Она склонила голову набок. — А книга тоже была здесь?

Харпер заглянула в рюкзак и увидев лишь несколько пустых ручек.

Он

покачал головой.

— Книги не было. Только заметки и ручки.

Харпер снова посмотрела на Лукаса, который присел на корточки, наблюдая, как она листает страницы. Эти тетради, несомненно, стали формой человеческой связи, в которой он так остро нуждался, когда был одинок. Книги — эмоции, которые можно найти в рассказах других людей, — были для неё чем-то особенным и сокровенным, и сердце Харпер сжалось от радости и горя, когда она поняла, что, да, лес питал тело Лукаса, но слова и мысли её мамы питали его душу.

Глава двадцать четвертая

Харпер

Наши дни

— Иди сюда, — крикнула Райли, быстро встряхивая накидку и бросая её на спинку стула. — Тебе не нужно было приходить в парикмахерскую только для того, чтобы увидеть меня. Я бы заглянула к тебе попозже.

Харпер усмехнулась, крепко обнимая подругу.

— Я не могла ждать. И мне бы не помешала стрижка.

 Райли в показном удивлении подняла бровь. Они обе знали, что это не правда, так как Харпер стриглась две недели назад прямо перед свадьбой Райли.

— Как тебе Мексика? Мне нужны все грязные подробности. — Харпер села в кресло и, встретившись с подругой взглядом в зеркале, подняла палец. — Подожди, может быть, не все грязные подробности.

Райли улыбнулась, накинула накидку на Харпер и закрепила на шее. Затем откинула её волосы в сторону, положила руки ей на плечи и посмотрела в зеркало, игриво сощурив глаза.

— Всё было очень грязно. — Она подмигнула. — И удивительно хорошо. Мне совсем не хотелось возвращаться.

— Несмотря на то, что я ждала тебя здесь? Изнывая от разлуки?

— Ты и около трёх метров снега.

— Тут не поспоришь. — Харпер улыбнулась. — Значит, супружеская жизнь пока радует?

— Да, конечно. — Райли взмахнула рукой. — Но мы живём вместе уже целую вечность. Ничего особенно не изменилось, когда вся эта шумиха закончилась. Ладно, хватит об этом. Я не могу поверить, что только сейчас узнала, что нашли машину твоих родителей. — Её глаза расширились, и она слегка наклонилась вперед. — Как ты, Харпер? Серьёзно. Я имею в виду, что чуть не упала в обморок, когда получила твое сообщение.

Райли оглянулась на Мойру, владелицу парикмахерской, и, схватив со стойки расческу, провела ею по волосам Харпер.

Харпер вздохнула.

— Я в порядке. Всё хорошо.

«Лучше, чем раньше».

— Я просто не могу в это поверить. После всех этих лет. И как её нашли? Ты ведь обычно не отправляешься на поиски зимой, верно?

Харпер помолчала, быстро вспоминая всё, что произошло с тех пор, как Райли уехала в свадебное путешествие. С тех пор её жизнь словно перевернулась с ног на голову.