Дикари Гора
Шрифт:
— Есть кое-что в твоих словах, чего я не понял, — сказал я. — Кто такие Ваниямпи, и Кайилиаук?
— Многие из племен разрешают немногочисленным сельскохозяйственным сообществам существовать в пределах их земель, — начала объяснять она. — Люди в этих сообществах связаны с землёй и принадлежат все вместе всему племени, в пределах земель в которых им разрешают жить. Они выращивают для своих хозяев, таких как Вагмеза и Вагму, кукурузу и зерно, и такие овощи как тыквы и кабачки. Они должны, также, работать на краснокожих, когда это требуется и по прихоти их владельцев могут быть обращены в индивидуальных рабов. Когда
— Родители происходят из того же самого сообщества? — заинтересовался я.
— Нет. В течение дней размножения, мужчин, с мешками на головах и в рабском караване, собирают среди различных сообществ. В день размножения их ведут к отобранным, ожидающим их женщинам, уже связанными и с завязанными глазами. Размножение происходит в областях вагмеза, под присмотром краснокожих.
— Ты говорила об Уродливом Акте? — припомнил я. Мне не понравилось подобное название. Это напомнило мне о далёком и больном мире, мире хихиканья, затруднений и грязных шуток. Насколько же честней мир плетей и ошейников Гора?
— «Одинаковые», — рассказывала она дальше, — относятся неодобрительно ко всем сексуальным отношениям между людьми, и особенно между таковыми разных полов, как являющихся оскорбительным и опасным.
— Я могу понимать, это так, что где-то есть кто-то, кто мог бы расценить сексуальные отношения между партнерами противоположных полов, как являющихся оскорбительным для женщины, — сказал я, — ибо в таких отношениях ею часто манипулируют, владеют и ставят на место. Но, с другой стороны, если она находится на своем месте, и это — её естественная судьба, принадлежать и управляться, не ясно, в конечном счете, как можно считать подобное оскорбительным для неё. Скорее, как мне кажется, что это было бы полностью подходящим для женщины. На самом деле, использование её любым другим способом, в конечном счете, оказалось бы, намного более оскорбительным. Но как могут такие отношения рассматриваться как опасные?
— Они считаются опасным не для здоровья, — объяснила она, — а как опасные для Учения.
— А что представляет собой это Учение? — спросил я.
— То, что мужчины и женщины — то же самое, — усмехнулась она. — Это — центральный принцип Ваниямпи.
— И они верят этому? — удивился я.
— Они претендуют на это. Но я не знаю, верят ли они этому в действительности или нет.
— Они полагают, что мужчины и женщины — то же самое, — я был просто поражён.
— Кроме того, женщин они расценивают несколько выше, — снова усмехнулась она.
— Тогда их верования, кажутся мне, не только очевидно ложными, но и абсолютно непоследовательными.
— Согласно Учению каждый должен признать это, — сказала она. — Задумываться — преступление. Подвергать сомнению — богохульство.
— Я так полагаю,
— Да, — подтвердила она. — Без этого общество Ваниямпи разрушилось бы.
— И что?
— Они не принимают разрушение своего общества так легко, как Вы думаете, — она улыбнулась. — Также, Вы должны понять полезность такого учения. Оно представляет превосходную философию для рабов.
— Не могу в это поверить.
— Оно, по крайней мере, дает мужчинам оправдание не быть мужчинами.
— Что ж, возможно Ты и права.
— Это помогает им оставаться Ваниямпи, — высказала она своё мнение. — Они, таким образом, надеются привлекать меньше внимания, или избежать гнева их краснокожих владельцев.
— Понимаю, — отметил я. — Я думаю, что также понимаю, почему в таком обществе, как Ты выразилась, женщины оцениваются несколько выше.
— Только, они неявно предполагаются как стоящие выше, — поправила она. — А явно, конечно, все подписываются под тезисом сходства.
— Но почему женщины расценены, пусть и неявно, но выше? — никак не мог я понять этой философии.
— Из-за презрения, чувствуемого к мужчинам, — сказала она, — что не стали отстаивать свои естественные права. Кроме того, если мужчины отказываются от ведущей роли, то кто-то должен принять её на себя.
— Да, пожалуй, — я вынужден был согласиться.
— Всегда есть хозяева, даже если кто-то притворяется, что это не так.
— В руках женщин, — заметил я, — господство становится просто насмешкой.
— У насмешки нет никакого выбора, кроме как самоутверждаться, в то время как действительность отрицается.
Я молчал.
— Сообщества Ваниямпи, источники большого развлечения для краснокожих владельцев, — сказала она.
А я уже думал о том, что иногда краснокожие называют как Память.
— Я понимаю, — наконец сказал я.
Дикари, несомненно, сочли свою месть сладкой и соответствующей. Такой, почти необъяснимо жестокой она была, такой ужасной, блестящей и коварной.
— Учение Ваниямпи, — предположил я, — несомненно, было изначально наложено на них их краснокожими владельцами.
— Возможно, — не стала спорить она. — Я не знаю. Но возможно, они сами могли изобрести Ваниямпи, чтобы извинить свою трусость, слабость и бессилие.
— Возможно, — признал я.
— Если Вы не сильны, естественно надо сделать достоинством слабость.
— Я полагаю так же, — согласился я, размышляя, что, возможно, судил дикарей слишком резко. Учение Ваниямпи, как мне кажется вероятным, предало себя, и своих детей. Со временем, подобные абсурдные теории, впрочем, могут начинать считаться чем-то само собой разумеющимся. Со временем они могут стать общепринятой традицией, одним из самых дорогих замен для человечества.
— Но Ты сама, — сказал я. — Не кажешься мне зараженной невменяемостью Ваниямпи.
— Нет, — ответила она. — Я нет. У меня были краснокожие хозяева. Они научили меня новым истинам. А кроме того, меня забрали из их сообщества в раннем возрасте.
— Сколько лет тебе тогда было? — заинтересовался я.
— Я была взята из загона, когда мне было восемь лет. Меня забрал в свой вигвам воин Кайила, в качестве симпатичной маленькой белой рабыни для его десятилетнего сына. Я рано начала учился нравиться и умиротворять мужчин.