Дикари Ойкумены.Трилогия

Олди Генри Лайон

Психоаналитик объяснил бы дальнейшее поведение Н'доли сотней умных способов. Психир, обратись Н'доли к нему, нашел бы центр проблемы – и даже сумел бы удалить его из разума пациентки. Но дочь Папы Лусэро не ходила в психиатрические клиники. Она поступила иначе – после драки с Мбези, выяснив, кто такие антисы, девочка стала всерьез заниматься лишь теми предметами, где могла быстро вырваться на первые роли. Химия, биология, лоаведение, история рас Ойкумены… «Рвала жопу», как уважительно говорила Мбези, лучшая подруга Н'доли. Следует заметить, что папаша малолетней хулиганки, узнав про ссору, отлупил Мбези ремнем – толкач пыльцы оказался одним из пресловутых тюремных дружков папы Лусэро.

Остальные науки интересовали

Н'доли ровно в той степени, в какой это требовалось для перехода из класса в класс. Она занималась прыжками в воду, выиграла первенство города – и бросила, увидев, что достигла потолка. Играла на флейте, стала дипломанткой областного конкурса, услышала, как играет лауреатка Зума Чабалала – и больше никогда не брала флейту в руки. В университете, позднее – в аспирантуре, Н'доли с удовольствием обнаружила, что не одинока – здесь поощрялась узкая специализация. И все же дочь Папы Лусэро знала за собой тайный грех: рваться вперед, как бешеная, ввязываться в любую авантюру, если видишь седую от снега вершину и знаешь, что взойдешь на нее, но бросать все на полпути, если вместо вершины тебе подсовывают скромный холм.

Это заразно, иногда думала Н'доли. Мбези подхватила этот вирус от меня – двоечница Мбези, круглая дура Мбези, трехкратная чемпионка Секторальных игр по вольной борьбе, заслуженный тренер Китты.

Узнав о коллантах, Н'доли в числе первых добровольцев пошла в центр «Грядущее»: пробоваться. Отец, что удивительно, молчал. Трезвый, хмурый, он проводил дочь на тестирование, не стараясь отговорить или дать ценный совет. Трижды Н'доли пыталась выйти в большое тело – и трижды останавливалась на границе перехода, не в силах сделать последний шаг. Ей рекомендовали пробовать дальше. Уверяли, что все получится, рано или поздно. Н'доли поблагодарила участников тестового колланта и покинула «Грядущее», чтобы никогда не возвращаться.

Втайне она ждала, что отец чтонибудь скажет по этому поводу. Намекнет: верно она поступила – или следовало продолжать. Папа Лусэро разочаровал дочь, не обмолвившись ни словом на заветную тему. Он даже не захотел сделать Н'доли татуировку, когда Н'доли попросила отца об услуге. Молодая вудуни слышала, что татуировки, сделанные Папой, обладают особыми, плохо объяснимыми свойствами, и втайне надеялась на чудо.

В чуде ей отказали.

На Тренг она полетела из ненависти. Помпилианскую империю Н'доли ненавидела с юных лет. Острое болезненное чувство замешивалось на личной фобии. Одни боятся пауков, другие – высоты, третьи – замкнутого пространства. Н'доли Шанвури до озноба, до дрожи в коленках боялась рабства. Временами ей снилось, как ее клеймят, превращают в живую батарейку. Утром Н'доли одолевала мигрень, яркие цвета и звуки превращали жизнь в пытку. Ненависть проложила путь исследованиям Н'доли, ненависть привела ее под начало координатора Умслы. Проект по созданию недопомпилианца требовал притока новых специалистов. Секретность проекта требовала, чтобы специалистов посвящали далеко не во все детали. Уровень допуска позволял Н'доли лишь частичную осведомленность: она полагала, что работает над созданием препарата, позволяющего сопротивляться клейму помпилианцев.

Кстати, это тоже было правдой.

Империю она ненавидела; госпожой Руф восхищалась, называя зависть восхищением; к полковнику Тумидусу была доброжелательно равнодушна. Как это уживалось вместе, Н'доли не знала. Конкретные люди и государство не сливались в ее сознании воедино. Рабство ассоциировалось с Помпилией – далекой, злобной, могущественной. Помпилия заслуживала уничтожения.

Отдельные персоны – отдельная история.

Будь Н'доли персонажем дешевой мелодрамы, голос за кадром сказал бы: «Знакомство с Марком Тумидусом перевернуло всю жизнь нашей героини…» Ох уж этот голос! Как часто он изрекает пошлые истины, всякий раз попадая пальцем в небо. Знакомство с Марком мало

что изменило в жизни и душе Н'доли Шанвури. Голос добавил бы: «Страсть, вспыхнувшая в сердце пылкой вудуни…» – и снова бы, черт его дери, промахнулся. Страсть? – ничего подобного. Страсть, любовь, чувство, объяснявшее все – нет, ерунда. Н'доли плохо понимала, как назвать это. Просто она чаще, чем следовало бы, вспоминала взрывного мальчишку: курсанта, исключенного из училища изза нее.

Ненавидя Помпилию, она казнила себя за чужую сломанную судьбу. Тот факт, что в противном случае Марк Тумидус стал бы офицером абордажной пехоты, поставляя родине пленников – будущих рабов, никак не влиял на угрызения совести. Они жили отдельно: факт и угрызения, словно бездетные супруги после развода. Они никогда не встречались. Если ктото хочет логики и безупречных мотиваций, то Н'доли Шанвури – неподходящий объект.

– Да, я волк. Хорошо, волчонок. Виноват ли я в этом?

– Перестань вертеться. Ты чуть не сбросил меня на пол. Между прочим, твой любимый дядя прекрасно нашел выход из положения…

– Потерять себя?! Всей расе отказаться от того, что является нашей сутью? Придется вам терпеть нас такими, какие мы есть. Если есть претензии – вперед, в суд!

– Лучше в гроб…

– Куда?!

– В твой гадский «гроб». Рискну помыться, даже если мне доведется свернуть шею. Уймись, волчонок! Ненавижу обобщения в постели. Мы, мы, мы – я словно с целой империей переспала…

А может быть, жизнь Н'доли рванула под откос тогда, когда отец напился, что нормально, и сболтнул лишнего, что ненормально и даже противоестественно.

– Твойто, – сказал Папа Лусэро. – В Крови твойто…

И добавил:

– Вытащим – привезу тебе в подарок. Сыграете в зверя с двумя спинками…

Сперва Н'доли не поняла. В крови? Кто? Но отец снял очки, подмигнул слепым глазом, и Н'доли вопреки всякой логике догадалась, о ком идет речь. Волчонок в крови?! Примерещилась красная, дурно пахнущая лужа, в которой лежал умирающий Марк. Это ты виновата, сказал голос за кадром. Он шел не из глубин подсознания, а из живота: низкая, утробная вибрация. Конечно, ты. Мальчишка на твоей совести. Чувство вины обострилось до бритвенной хищности, полоснуло крестнакрест, и лишь потом до Н'доли дошло, что Кровь – не поток плазмы и взвешенных в ней клеток, а некая малоприятная местность.

– Где он? – вудуни вцепилась в отца. – Что с ним?!

Вытрясти из Папы Лусэро удалось немногое. Карлик и сам был не рад, что развязал язык. О Марке он узнал от полковника Тумидуса: в числе предположительно выживших после гибели корабля, ушедшего в Кровь, фигурировал племянник полковника. Сам полковник о Крови узнал от Папы Лусэро, а Папа – от Рахили Коэн. Но если по правде, никто толком ничего не знает. Плюнув на причинноследственную связь, утонувшую в сбивчивом, пьяном монологе отца, Н'доли терзала Папу Лусэро до тех пор, пока не выяснила: коллант полковника отправляется в спасательную экспедицию.

– Новый коллант, – сказал карлик, прежде чем заснуть. – С миру по нитке. Какой дурак туда полетит доброй волей…

Утром Папа заявил, что пошутил.

– Отведи меня к полковнику, – велела Н'доли.

– Пьяный бред, – возразил Папа Лусэро. – В первый раз, что ли?

– Буду пробоваться, – ответила дочь.

– Куда?

– Это я виновата.

Все сошлось. Судьба, комплекс вины, ненависть, фобии, совесть, память – дикий, оглушающий коктейль. Под ножом хирургамодификатора рассудок превратился в безрассудство. Есть поступки, о которых потом будешь жалеть. Если, конечно, доживешь до какогонибудь «потом». Зная, что жизнь коротка, начинай жалеть прямо сейчас.