Дикари Ойкумены.Трилогия
Шрифт:
– Не по делу выходит, – пробормотал Марк.
Поддерживая разговор, он старался не угодить впросак.
– Ну! – водила обрадовался: нашел родственную душу. – Эх, не мы с тобой такие вещи решаем, паря…
Марк угрюмо кивнул:
– Не мы. А третий? Хищение в особо крупных?
– Не, третий по делу! Больной, бедолага. Неизлечимый. Написал, куда следует: сил нет больше мучиться. Его по закону в Общее Солнышко: по закону и по совести…
– Ты сколько привёз? Сколько привёз, я тебя спрашиваю?!
От дальнего корпуса к грузовику спешил астланин в охристом комбинезоне с двумя чёрными полосками через грудь.
– Тринадцать. Вот накладная, – спутник шофёра, по всей видимости, экспедитор, извлек из кабины засаленную папку и начал рыться в ней в поисках документа.
– Заявка на сколько была? На сколько, я тебя спрашиваю?!
– А я почём знаю?
– На семнадцать! На семнадцать заявка была! Ты понял? На семнадцать! Ну что за остолопы?! Каждый день, что ли, вам заявки слать? В энергоблоке запас топлива по норме должен быть! По норме! Ты понял?!
– А мне по барабану! Сколько начальство выдало, столько и привёз. Шефу претензии выкатывай! Моё дело – доставить и сдать под роспись. Вот накладная, вот топливо. Считай по головам, подписывай – и мы поехали!
Марк пропустил момент, когда рядом с машиной возник Катилина. Похоже, ягуарчика привлекли вопли снабженцев. Нагуаль шипел и фыркал – рычать он еще не умел. Припав к земле, он стегал себя хвостом по бокам. Радостные улыбки на лицах «топлива» начали выцветать. Дикари, а вслед за ними – преступники с больным стариком, пятились от злобствующего зверёныша.
Ерунда какаято, удивился Марк. Что это с Катилиной? И почему толпа взрослых людей нервничает при виде моей мелочи?
– Это твой?
Марк не сразу догадался, что обращаются к нему. Мешала странная нотка, зудящая на краю рассудка – эхо паники, страха, не имеющего рациональной основы. Нет, сам Марк ничего не боялся. Паническая атака, сходная с импульсом штатного инфразвукового излучателя, была направлена мимо него. Но чувственное восприятие резонировало с волной тех эмоций, что постепенно охватывали группу «топливных элементов», привезенных в Центр.
– Твой нагуаль, спрашиваю?!
Шофёр бесцеремонно тряхнул его за плечо. Марк едва устоял на ногах. Будь унтерцентурион Кнут в добром здравии, водила уже схлопотал бы кулаком в челюсть, чисто на рефлексе. Но сейчас рефлексы запаздывали.
– Что? Да, мой…
– Отзови его, быстро!
Еще немного, понял Марк, и в челюсть дадут мне.
– Катилина, фу! Назад!
Нагуаль не слушался. Он бросался на дикарей и вновь отскакивал. Отступление тузиков грозило перерасти в бегство. Вот, значит, как, лихорадочно соображал Марк. Специально выведенные породы? Генетические модификации? Теперь ясно, почему мы, профессиональные военные, бежали сломя голову от астланских кошек. Нагуали – живые «паникёры». В Катилине не вовремя проснулся «загонный инстинкт». Ягуарчик ещё маленький, не понимает, что этих не надо загонять…
– Ксоксопан!
– Тепетль!
В дверях кабины возник косматый вихрь. Вылетев наружу, вихрь распался на двух жёлторыжих пум. С плавной стремительностью обогнув Марка, пумы кинулись к ягуарчику. Приехали, с неожиданной тоской огорчился Марк. Кранты Катилине. Однако пумы повели себя на удивление деликатно. Вместо того, чтобы рвать молокососа в клочья, каждая
– Сам виноват. В другой раз будешь знать: пойманных гонять нельзя! Будешь знать? Будешь, по морде вижу. По наглой пятнистой морде. Все, идем отсюда. Идем, говорю!
Когда они вошли в корпус, и дверь закрылась, отрезав их от любопытных взглядов, Марк, скрипнув зубами от боли в боку, присел на корточки – и погладил Катилину по лобастой башке:
– Все в порядке, дурачок. Не нарывайся больше.
Это точно, подтвердил унтерцентурион Кнут, строевая косточка. Если б еще ты сам – хотя бы изредка! – следовал своим мудрым советам…
КОНТРАПУНКТ
БРАТЬЯ ТУМИДУСЫ, СЫНОВЬЯ КЛОУНА
(на днях)
Душевный покой стал объектом насмешек.
Рецепт прост, как первобытная клоунада. Берется отшельник, мастер экзотических единоборств, монах под луной, наставник чайной церемонии, менеджер среднего звена. Желательно с усами: усы придают лицу комическое выражение. Ставится цель: достичь покоя. Формируются препятствия: к отшельнику толпой шляются зеваки, мастера единоборств отвлекают ученики и конкуренты, монаха искушает порнозвезда, в чай тайком подливают медицинский спирт, жена менеджера хочет второго ребенка, а менеджер хочет другую жену.
Конфликт вызывает смех.
Автоматически делается смешон и сам душевный покой, вернее, безнадежные попытки достичь его в столкновении с суетой. Насмешка – лучший способ отвлечь человека от главного. Насмешка – оружие суеты.
Не смех – насмешка.
(из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
– Сам увидишь, – вздохнул Нума.
Обзорная сфера сплюснулась и растянулась на всю стену, превращаясь в своеобразное окно. Взглядам открылся рабочий зал, полный рабов ночной смены. Ряды фигур в серых робах сидели, положив руки на контактные пластины трансформаторов. Рабы активно раскачивались, как если бы гребли веслами или толкали тачки. Ладони при этом не отрывались от пластин, как приклеенные. «Качка» являлась побочным эффектом, не влиявшим на энергопередачу – рабам были полезны регулярные физические упражнения.
В противном случае они быстро жирели.
– Где сектор Марка? – спросил Юлий.
– Шестой А/С, – Нума для верности ткнул пальцем. – Два первых ряда. Остальные спят. Им в первую смену…
Коммерческий директор компании «Нумэрг», Нума Сальвус разговаривал так, словно в кабинете не было никого, кроме него и Юлия Тумидуса. Лысого с госпожой Зеро он старательно игнорировал. Еще в университете Нума отличался редким вольнодумством. Круглолицый, огненнорыжий студент упражнялся в остротах, меча стрелы в деканов и ректора, контрразведку и службу безопасности, сенат и правительство. Это обеспечивало Нуме оглушительный успех у женщин.