Дикарка у варваров. Песнь Сумерек
Шрифт:
— Уйми свою несдержанность, Марко. Это правда, принц Тургэн?
— А если и правда? — усмехнулся тот и вызывающе вскинул подбородок. — Накажешь меня?
— Да. Принц Очир, набрось на пятно шкуру и начинай упражнение. Принцесса Оюун, ты — следующая. Потом Шона.
— А я? — приосанился каганёнок.
— Будешь стоять в позе всадника до конца урока, — коротко бросил Фа Хи.
— Нет, не буду, — в хищных глазах принца сверкнула ярость.
— Как хочешь. Другого упражнения для тебя на сегодня нет. Марко, составишь принцу компанию.
— Почему?! —
— Потому что принц не стал бы вредить тебе без причины — вероятно, ты это заслужил, — и, повернувшись к нам спиной, двинулся к сооружению. — Смотри не вниз, а вперёд, Очир. Твоя цель — противоположный край, а не пол.
Насупившись, я посмотрела на каганёнка и ядовито проговорила:
— Кровоподтёк тебе идёт — очень подходит к цвету глаз.
— Скоро и у тебя будет такой же, сэму, — процедил тот. — И не один.
— Принимаю твой вызов, варвар. Пусть победит умнейший! — отозвалась я и, отойдя к противоположной стене, стала в ненавистную позу.
Принц недобро ухмыльнулся и тоже согнул ноги в коленях. До конца урока я ещё не раз ловила на себе его враждебный взгляд. Что ж, война так война.
Вечером за ужином Фа Хи пронизывающе посмотрел на меня и покачал головой.
— Оставь это, Юй Лу.
— Что именно? — невинно вскинула я глаза.
— Противостояние с принцем. Ты хитрее его, и, уверен, одержишь верх, но не надолго. Он — наследник хана ханов. Подумай, что будет, когда каган узнает о вреде, наносимом его отпрыску безродным чужеземцем.
— Не называй меня так! — возмутилась я. — Мой папа — один из лучших адвокатов страны, мама — успешный архитектор, а мои бабушки и дедушки…
— В твоём мире — да, — перебил меня Фа Хи. — Здесь ты — одинокое дитя, которое никак не поймёт: мир никогда не подстроится под человека. Подстраиваться придётся человеку — иначе он погибнет. И ты ведь умеешь приспосабливаться. Я видел, как удивительно быстро ты освоилась в монастыре. Сделай то же здесь. Эти дети примут тебя, как только ты перестанешь вести себя, будто они — твои враги. Сейчас — подходящий момент, ты и принц друг с другом поквитались.
Я сузила глаза от внезапного подозрения.
— Ты знал, что он задумал пакость, и всё же заставил меня подняться на эти ветки!
— Да, я догадывался, — согласился Фа Хи. — Как и о том, что синяк на его лице — твоих рук дело. Знаешь, что с тобой могли бы за это сделать — скажи он хотя бы слово отцу?
— То есть, мне его ещё и благодарить за то, что не наябедничал?!
— Это бы разрешило вашу ситуацию, — кивнул Фа Хи. — Не хочешь благодарить, хотя бы уясни для себя: несмотря на капризность и избалованность, почти неизбежных спутников его положения, принц не лишён и понятий о достоинстве.
— Просто боится выглядеть слабаком, — хмыкнула я.
— Пусть так. Но принц Очир не побоялся выглядеть слабым, пожаловавшись кагану, что ты изуродовала его лицо на уроке каллиграфии…
— Как будто это возможно! Его "изуродовали" гораздо раньше меня!
— …и каган не предпринял
За Фа Хи уже закрылась дверь, а я, сгорбившись, всё сидела за столом и размазывала наползавшие на глаза слёзы. Мастер Шуи и мастер Пенгфей, Сяо Ци — не сомневалась, что и он погиб, Жу… Вэй… Фа Хи будто призвал их души в свидетели моего безрассудного поведения, и я испытала чувство стыда. Они мертвы, а я, живая благодаря их жертве, развлекаюсь, строя мелкие пакости каганёнку, который на самом деле не виноват в их гибели. Из-за столика я встала полная решимости: завтра же проглочу гордость и предложу принцу Тургэну мир.
Глава 10
Первым общим уроком на следующий день была верховая езда. Когда я вошла, каганёнок уже был в конюшне. Смерил меня презрительным взглядом и что-то сказал по-монгольски своей "свите". Те разразились смехом, но я, верная своему решению, направилась прямо к нему и, сложив кисти рук, как мы делали в монастыре, поклонилась.
— Доброе утро, принц Тургэн.
Каганёнок подозрительно прищурился, а я, постаравшись, чтобы голос звучал дружелюбно, продолжила:
— Кажется, мы начали знакомство не с той ноги, но давай переступим на другую. Мне жаль, если мои действия и слова оскорбили тебя. Не могу сказать, это не было моей целью, но обещаю, что подобное больше не повторится. Предлагаю начать всё с чистого листа, — и протянула ему руку.
Отпрыск хана смотрел на меня сверху вниз, будто разглядывал гусеницу, решая раздавить её или нет, на губах змеилась неприятная ухмылка.
— Ты боишься, сэму, что теперь придётся следить за тем, куда ступаешь! Я загнал тебя в ловушку и ты, поджав хвост, побежал лизать мне руки, как трусливый пёс! — размахнувшись, он попытался ударить по моей протянутой ладони.
Но я её отдёрнула и, мгновенно забыв обо всех благих намерениях, бросила:
— Ты загнал в ловушку меня? Я был готов помириться и даже предложить тебе дружбу не из страха перед твоими примитивными "ловушками", а потому что посчитал, ты достоин моей дружбы. Но вижу, что ошибся.
— Я достоин твоей дружбы? — принц дёрнулся, будто собирался меня ударить, но тут же остановился, видимо, вспомнив, что это не так легко. — Ты — чужеземный щенок, брошенный собственным отцом и существующий только благодаря милости моего, смеешь говорить со мной, наследником хана ханов, в таком тоне?