Дикая принцесса
Шрифт:
Тари прикрыла глаза, чувствуя, что вот-вот заплачет. Она просто не могла вынести этого взгляда, этих слов... разве так бывает? Разве это может происходить с ней?.. Потом поняла, что Гергос ждет ответа и рывком села, обнимая его за шею, прижимаясь всем телом.
– Я люблю тебя...
– Дитя мое... ох! А кусаться-то зачем?
– Никогда больше не называйте меня «дитя»!
– Как прикажет ваше высочество... Мерзавка, больно же!
– А если я все-таки умру через восемь дней?
– Вы хотите обсудить похоронный церемониал?
– Я тобрагонская принцесса крови, какие могут быть варианты? Но я сейчас не об этом. Дядя не отступится, он снова попробует меня отравить или подошлет убийц, или... я не знаю! Но он не остановится. Вы бы видели его глаза, когда он...
– Когда он пытал вас?
– Вы знаете?
– Тари, я не слепой. И, честно говоря, не разделяю вашего благородного желания спустить это ему с рук... И кстати, что ему было от вас нужно?
– Послушание. Он хотел, чтобы я была послушной девочкой и делала все, что скажут. Но главное – молчала. Разумеется, после того как расскажу обо всех, кого успела посвятить в тайну.
– И даже каленое железо не помогло? А я, глупец, пытался использовать простое убеждение!
– Дану!
– Прости, я знаю, это не смешно.
– Нет, все в порядке. Лучше смейтесь. Мне надоела жалость. И я не хочу, чтобы дядя, и заговор, и шкатулка преследовали меня до конца жизни. Если правда выйдет наружу, будет скандал, от которого семья Коварэн никогда не отмоется. Предупреждаю, если вы сейчас предложите мне выйти замуж за какого-нибудь Морэва или Версена, я вас снова укушу. Я готова навсегда остаться Тари эль Нахри, но не хочу жить в страхе. Я снова хочу смеяться! Если бы только дядя отказался от своего замысла!
– Мы можем ему написать.
– Что написать?
– Что шкатулка у нас и возвращать мы ее не собираемся. Но и разоблачать его не станем, если он поклянется оставить тебя в покое. Тари, у тебя на руках все козыри, ты можешь диктовать свои условия Коварэну.
– Но если он не остановится?
– Ему есть что терять. Послушай, шкатулку можно спрятать, и я оставлю распоряжения на случай, если с тобой или со мной что-нибудь случится. Если правильно надавить, Коварэн сломается. Он просто воспользовался тем, что мы скрываемся в провинции и о тебе никто, кроме соседей, не знает. Если действовать открыто, если показать всему Анкъеру, что Атарьяна Коварэн жива и здорова, твоему дядюшке будет не так просто от нее избавиться.
– Рассказать всем?
– Чего ты боишься?
Гергос не стал переспрашивать.
– Письмо вашему дядюшке мы все равно можем написать, – сказал он.
Тари кивнула, не поднимая глаз. Все-таки было неловко. И настроение испортилось. Зачем она вообще заговорила о дяде? Забыть о нем, поскорее забыть!
– Закопаем шкатулку в лесу, где ее никто никогда не найдет, – мрачно пробормотала Тари, снова забираясь к Гергосу на колени. – Или утопим в болоте. Или выбросим в море. Или сожжем.
– Вы даже не хотите взглянуть, что там внутри?
Тари помолчала. Конечно, любопытно было бы узнать, из-за чего дядя готов пытать ее и даже убить. А с другой стороны, не все ли равно? Что бы ни находилось в шкатулке, это не могло оправдать его действий.
– Нет, мне все равно.
– Хорошо.
Гергос поцеловал ее в висок.
– Посмотрим, есть ли здесь лопата. Я еще с детских времен знаю неподалеку прекрасную чащобу.
***
– Сможешь найти, если понадобится? – спросил Гергос, уложив на место последний кусок дерна.
Тари задумалась на мгновение и наконец кивнула.
– Не хочу, чтобы понадобилось, – немного капризно сказала она.
– Может, и не понадобится. Если мы будем достаточно убедительны.
По пути обратно она взяла его за руку, и от этого простого и естественного жеста тут же потеплело на душе. Ничего не было решено, предстояло еще много работы, но хотя бы одна вещь встала на свое место. Тари была рядом, он мог в любой момент привлечь ее к себе и обнять. Или поцеловать, прижав к стволу дерева, – так долго, как захочется или пока не закончится воздух. Тари не сопротивлялась, наоборот, все больше льнула к нему, все чаще улыбалась – свободно, открыто.
Эйръярта, ты смотришь? Добилась своего? Рада?
В комнате отца нашлись полузасохшие чернила. Тари писать отказалась, и Гергос сам взялся за перо. Несколько минут сидел, разглядывая бледный лист и пытаясь найти в самом себе ту точку, где ненависть к Коварэну уравновешивалась нежеланием Тари открыть правду всему миру. Нужно, чтобы звучало убедительно...
Итак...
{«Ваша светлость, тщательно обдумав Ваше предложение, вынужден ответить отказом.